Кара сказала:
— Образ «Повешенного» не имеет ничего общего с насилием или смертью, он означает духовную неопределенность, ожидание. — Она покачала головой: — Это не та карта, какую мог бы выбрать убийца, разбирайся он хоть немного в таро. Тут подошла бы «Башня» или один из младших арканов масти «мечей» — именно они предрекают дурное.
— Значит, он выбрал ее только из-за того, что ему она показалась зловещей, — резюмировал Райм. — И еще потому, что планировал задушить, то есть «повесить», жертву.
— Думаю, так.
— Спасибо, — сказал Райм.
Сакс тоже ее поблагодарила.
— Пора возвращаться — надо еще репетировать. — Кара пожала Женеве руку: — Надеюсь, у тебя все обойдется.
— Спасибо.
Кара направилась к выходу, но у самой двери обернулась и посмотрела на девушку:
— Ты любишь фокусы и магические представления?
— Мне редко приходится выбираться, — сказала Женева. — Школа отнимает много времени.
— В общем, так. Через три недели у меня представление. Если тебе интересно, вся информация на билете.
— Где-где?
— На билете.
— Но у меня нет билета!
— Конечно, есть. В сумочке. Ах да, для чего там цветок? Считай его талисманом на удачу.
Кара вышла. Все услышали, как хлопнула дверь.
— О чем это она? — недоуменно спросила Женева, глядя на закрытую сумочку.
Сакс рассмеялась:
— А ты посмотри.
Расстегнув молнию, Женева заморгала от удивления. Внутри лежал билет на представление Кары, а рядом — сухая фиалка.
— Как она это сделала? — прошептала Женева.
— Нам ни разу не удалось ее подловить, — ответил Райм. — Одно ясно: она чертовски ловкая.
— Вот уж точно. — Девушка приподняла цветок.
Взгляд детектива привлекла карта, которую Купер пришпиливал к доске для улик рядом с распечаткой.
— Итак, выбором карты преступник только создает видимость, будто нападение совершено по оккультным мотивам. На самом деле он понятия не имеет о ее истинном смысле. А значит… — Райм умолк, разглядывая таблицу с уликами. — Господи!
Остальные уставились на него.
— Что? — спросил Купер.
— Мы все неверно истолковали.
Селлитто оторвал пальцы от лица.
— То есть как?
— Помните отпечатки на предметах из «набора насильника»? Свои он стер, так?
— Так, — подтвердил Купер.
— Но все-таки отпечатки там есть, — развивал мысль Райм. — И скорее всего принадлежат кассирше, поскольку совпадают с отпечатками на чеке.
— Верно. Ну и что? — Селлитто пожал плечами.
— А значит, свои он стер еще до того, как подошел к кассе. Прямо там, в магазине.
Никто не проронил ни слова. Райма задело, что никто не уловил его мысль. Он продолжал:
— Преступник и хотел, чтобы на всех предметах остались отпечатки кассирши.
Сакс догадалась:
— Он планировал оставить пакет на месте нападения специально для нас.
Пуласки понимающе закивал:
— Иначе он бы стер все отпечатки, когда принес покупку домой.
— Вот именно, — с торжествующими нотками в голосе произнес Райм. — Думаю, улики он подбросил специально, чтобы изобразить изнасилование по каким-то оккультным мотивам. Так-так… давайте-ка отступим на шаг.
Райма позабавило, как при этих словах Пуласки смущенно глянул на его ноги.
— Преступник застает Женеву в музее. Вряд ли подходящее место для преступления на сексуальной почве. Дальше наносит ей по голове — вернее, по манекену — удар такой силы, каким можно не только надолго оглушить, но и убить. Если так, то зачем ему перочинный ножик и клейкая лента? А еще он оставляет карту таро, которая, как ему кажется, выражает угрозу. Нет-нет, на попытку изнасилования не похоже.
— Что же он тогда замышлял? — спросил Селлитто.
— Вот это-то мы и должны выяснить. — Райм немного подумал, затем спросил: — Ты говоришь, доктор Бэрри ничего не видел?
— Так он сам мне сказал.
— И тем не менее наш объект возвращается и убивает его. — Райм нахмурился. — А еще наш мистер Десять-девять расколошматил аппарат для микрофиш. Он ведь профессионал, подобные припадки гнева вряд ли ему свойственны. От него вот-вот уйдет жертва, а он принимается громить вещи только лишь потому, что у него не задался денек? — Райм посмотрел на Женеву: — Ты сказала, что читала какую-то старую газету?
— Да, журнал, — уточнила школьница.
— На том аппарате для микрофиш?
— Ага.