Двенадцатый четверг тридцатого октября

Открывает последнюю и, изъяв свою обувь на этот день, начинает обуваться.

Серые кожаные ботфорты – тянут и неприятно сдавливают ноги! Но уже не так сильно. В этот раз – терпимо. Бежевый пластырь не дает снова разодрать кожупальцев ног и пятки.Главное – не забыть о последнем рывке в науке и технологии, как и о

единственном доступном, а самое главное – требуемом и спрашиваемом, от всех и вся, экземпляре аксессуара. Но уже – для головы и лица. Что, так же, не даст открыть рану, точнее – рта. Как и закрыть его! Но с некоторых пор – это одно и то же.

Рана – на теле общества!

Слышится тихий топот ее же ног. Брюнетка расхаживает обувь, скрипя ею по красным доскам паркета пола.

Проверка на способность к хождению.

Три… два… один.

Проверка пройдена!

Сумка поправляется вновь. Но и на этот раз, скидывается и поворачивается чуть вперед, располагаясь впереди и перед телом Даши, на талии. И из нее, из небольшого переднего кармана для ключей, изымаются деньги. На проезд в автобусе.

Пусть транспорт и ограничили, но и учебные заведения перевели на удаленку. Как бы… Да? Чаши весов! Не до конца же, верно? И не все же! Не для всех…

Легко прозвенев монетами мелочи. Она перекладывает их в левую руку. Подсчитав их, про себя, правой рукой. И опять же – понадеявшись на тактильность и то, что она правильно определяет большие и небольшие монеты, в соответствии с их номиналом. И прячет их уже в правом переднем кармане брюк.

В зеркале, среднего размера, за которым располагаются четыре полки для шапок и кепок, фуражек и шляп, шарфов и перчаток, перебравшихся, частью, и на полку под ним, отражается темный силуэт. Боком и с головы до талии. С подрагивающим хвостом, сзади. Ни один источник света так и не зажжен. Ночь все еще царила в доме.

В доме, напоминающем дом с привидениями. Не меньше. Разве – только больше! Нежели – жилое помещение.

По полу бегают светло-желтые и голубо-белые лучи фар машин. Врывающихся и прорывающихся из синего пластикового окна кухни. По левую сторону, и крыло, от прихожей и коридора, в нее и из нее. Расцветающее, понемногу, красно-желтое солнце, с темно-синего, почти черного, неба – следит за всем происходящим вокруг. Вокруг и внутри помещения. Особое внимание – уделяя девушке, перепроверяющей наличие всех предметов с собой.

Убедившись в этом, она потуже затягивает серую тонкую резинку на хвосте. Проворачивает синий металлический замок, входной синей металлической двери, обтянутой синей

тканью. И почти выходит в темный подъезд, ничем не уступающий квартирам, в покраске и оформлении, который встречает ее гробовой тишиной.

Тишиной и темнотой.

Из темноты в темноту… Лирично и иронично!

Она практически переступает порог, когда слышит за своей спиной, обращенный к ней, вкрадчивый женский голос. Даже шепот, почти змеиное шипение:

– А как же улыбка?

Повернувшись на него, Даша видит ссутулившуюся старую женщину, пятидесяти лет. Одетую в свой старый серый, кое-где вытертый и порванный, махровый халат. С протертым и грязным, серым передником, поверх. На голове ее – что-то на подобии лепешки. Из светло-русых длинных волос. Достигающих, в расправленном и распущенном виде, лопаток.

Еще одна. Сговорились?! Хотя, да… Нормально же! Бог троицу любит. А чего и нормально? Его ж – не существует! Ну… Вне законодательной базы. И куда только библия смотрела? Упустила персонажа сказок! И забрали его – из одной книги сказок в другую. И кто только этот счастливчик, под номером три? Угадаю с одной попытки: три… два… Она со мной, сейчас, говорит! И… Это – я же! Лепешка, пока только внутри. А там… Кто знает. Но знаю одно – ей не идут пучки!