Двенадцатый четверг тридцатого октября

На ногах – старые серые носки и тапки, с отрывающейся и хлюпающей, при ходьбе, серой резиновой подошвой.

Нынче, не так легко купить себе что-то лучше того, что есть и что имеешь, на этот момент. Обычно, это лучшее, казавшееся таковым на первый взгляд, оказывается худшим. И, как правило, только – кажется!

Ее серо-голубые глаза – блестят во тьме, отражая лучи фар и только-только показавшегося светила. Обрамленные, не только светлыми короткими ресницами и узкими светлыми бровями. На высоком и бледном, морщинистом лбу. Но и мелкими морщинками – у них. Как и у большого, но не длинного, носа. И широких, но таких же пухлых, подкрашенных бежевой матовой помадой, губ. Темно-бежевые щеки ее, на манер – пунцовых, были чуть растянуты. В натянутой и какой-то искусственной, кукольной и широкой улыбке. В ее старых и морщинистых, окунувшихся руках, поблескивал серый металлический поднос.

Мария. Гувернантка. Ни разу не получалось уходить тихо! Так, чтобы не потревожить эту милую и добрую женщину. Она ведь может ей быть, действительно может. Могла… То есть. На самых началах и при знакомстве.

И стоила ли эта работа того, чтобы еще и в помещении носить это! Работать с людьми, двадцать четыре на семь, не

бубня и не бунтуя, не склоняя к себе и на свою сторону, на свою правду. В полной тишине!Лишь – за редкостью шепота, отточенных еще задолго и выточенных уже сейчас, фраз.

В остальном же – только молча и замалчивая. Заглушая и забивая. Сглатывая и проглатывая.Зато…

С улыбкой на лице!

Улыбаясь и махая. Вечно и извечно. Бесконечно и… беспечно! Обнулился он, а страдаем мы. Крича внутри, молча снаружи… Что может быть лучше?

Нет претензий – нет проблем. А нет проблем…

Благо не: нет людей – нет претензий! А там – и проблем. Хотя, опять же, всему – свое время. Время жить и время умирать. А уж и в наше-то время!

И, правда, лучше – молчать. Не зарекаться. Нигде и ни с кем, ни в чем. Не говорить никогда… Никогда! Как и она. Мария и… в своей же работе. Ничего лишнего. Только… бизнес!

Может ли быть что-то хуже? Да! Быть теми самыми людьми, с которыми такие, как она и в этом, работают! Думала, гимн с утра – меня заикой сделает. Ан нет! Вот такие встречи утром, в темноте коридора, с ней. Дом восковых фигур и кривых зеркал, а никаких не приведений! Вдох-выдох…

– Благодарю! Действительно, совсем забыла! – шепчет, в тон ей, брюнетка, подойдя к женщине вплотную. И наклоняясь над ее подносом, окунает лицо в мутную жидкость, глубокой стеклянной чаши. На дне которой покоятся мелкие частички, легкого светло-бежевого волокна.

От волн, вызванных проникновением к ним, они тут же поднялись на поверхность. И начали опадать, периодически зависая. Словно – белая взвесь, в прозрачной и прохладной, чистой воде.

На доли секунды – они остановились и замерли. Повисли, чтобы после – закружиться в сосуде. И чтобы в том же своем, своеобразном танце, направиться к ее лицу.

Цепляясь друг за друга, будто в хороводе, они начали слипаться между собой. Стыкуясь, образуя полноценные волокна.

Два… три…Четыре лоскута!

И вот – они уже объединились между собой, чтобы создать полноценную ткань. Но с небольшими вырезами, прорезями для глаз, носа и рта.

Покрыв лицо – она тут же соединилась с кожей. Плотно прижалась к ней и стянула мышцы лица на скулах. Оттягивая уголки губ к ушам.

Приподняв голову, девушка, своей правой ладонью, провела по лицу. И тут же отметила, для себя и про себя, кардинальность изменений.

Прошло – всего ничего.Пара минут!А лицо – будто побывало у профессиональных косметологов-хирургов.