Двести встреч со Сталиным

Слушая эти слова, я испытывал какое-то необычное напряжение. Не потому, что на Военный совет ложилась основная тяжесть осуществления всех мер, вытекающих из этого решения. Нет, ответственности мы не боялись и сами шли к ней, внося предложение на заседании ГКО. Взволновала меня сама обстановка, в которой все это происходило, и сам факт, что такое решение принято ГКО. Из этого состояния меня вывел вопрос Сталина, заданный членам ГКО:

— Есть ли возражения и замечания? Согласны ли с таким текстом? Текст одобрили единодушно, и Сталин подписал его.

— Не позднее пяти часов утра поместить во всех газетах, объявить по радиотрансляционной сети, расклеить по городу и в пригородах, — отдал И. В. Сталин распоряжение вызванному секретарю.

Вышли мы с заседания ГКО глубоко взволнованные участием в решении столь важных вопросов, самой атмосферой заседания.

К. Ф. Телегин. Войны несчитанные версты.Воениздат, М., 1988. С. 79–80.

A. M. Василевский, 19–28 октября 1941 года

19 октября ГКО постановил ввести с 20 октября в Москве и прилегающих к ней районах осадное положение. Жители Москвы сутками не выходили с заводов, не покидали строительства оборонительных рубежей. <…>

К концу октября советские воины остановили врага на рубеже Волжского водохранилища, восточнее Волоколамска и далее по линии рек Нара и Ока, а на юго-западных подступах к Москве — в районе Тулы, где 50-ю армию стойко поддерживали отряды тульских рабочих.

<…> Еще и еще раз хочу отметить, что советские воины выстояли, сдержали натиск превосходившего нас численностью и вооружением врага и что большую роль в этом сыграла твердость руководства со стороны Центрального Комитета партии и ГКО во главе с И. В. Сталиным. Они осуществляли неустанную деятельность по мобилизации и использованию сил страны.

Хочется сказать и о том, что в эти исключительно тяжелые дни правительство нашло возможным отметить работу нашей группы работников Генерального штаба, обслуживающих Ставку в оперативном отношении. В конце октября во время одного из телефонных разговоров И. В. Сталин спросил, не смог ли бы я написать постановление о присвоении очередного воинского звания одному из генералов. Я ответил согласием и спросил, о присвоении какого звания и кому идет речь, совершенно, конечно, не подозревая, что будет названо мое имя. Услышав свою фамилию, я попросил освободить меня от выполнения этого поручения. Сталин, шутя, ответил:

— Ну хорошо, занимайтесь своими делами, а уж в этом мы как-нибудь обойдемся и без вас.

Поблагодарив за такую высокую оценку моей работы, я поинтересовался, можно ли отметить также и заслуги моих прямых помощников, не менее меня работающих в столь напряженное время. Сталин согласился с этим предложением и обязал меня сообщить А. Н. Поскребышеву, кого и как следует отметить. 28 октября 1941 года постановлением СНК СССР четверым из нашей оперативной группы были присвоены очередные воинские звания: мне — генерал-лейтенанта, А. Г. Карпоносову, В. В. Курасову и Ф. И. Шевченко — генерал-майора.

Это внимание, проявленное к нам, тронуло нас до глубины души. Уже говорилось, что И. В. Сталин бывал и вспыльчив, и несдержан в гневе, тем более поразительной была эта забота в условиях крайне тяжелой обстановки. Это один из примеров противоречивости личности И. В. Сталина. Припоминаются и другие факты. В особо напряженные дни он не раз говорил нам, ответственным работникам Генштаба, что мы обязаны изыскивать для себя и для своих подчиненных как минимум пять-шесть часов для отдыха, иначе, подчеркивал он, плодотворной работы получиться не может. В октябрьские дни битвы за Москву Сталин сам установил для меня отдых от 4 до 10 часов утра, и проверял, выполняется ли это требование. Случаи нарушения вызывали крайне серьезные и в высшей степени неприятные для меня разговоры. Разумеется, это не была мелкая опека, а вызывавшаяся обстановкой необходимость. Напряженнейшая работа, а порой и неумение организовать свое время, стремление взять на себя выполнение многих обязанностей зачастую заставляли ответственных работников забывать о сне. А это тоже не могло не сказаться на их работоспособности, а значит, и на деле.

Иногда, возвратившись около четырех часов утра от Сталина, я, чтобы реализовать принятые в Ставке решения, обязан был дать исполнителям или фронтам необходимые указания. Порою это затягивалось далеко за четыре часа. Приходилось идти на хитрость. Я оставлял у кремлевского телефона за письменным столом адъютанта, старшего лейтенанта А. И. Гриненко. На звонок Сталина он обязан докладывать, что я до десяти часов отдыхаю. Как правило, в ответ слышалось «хорошо».

A. M. Василевский. Дело всей жизни. Кн. 1.Политиздат, М., 1988. С. 156–158.

И. Д. Папанин, октябрь 1941 года