— На будущее, царь, — ответила она, подойдя к нему совсем близко. — Я верю в то, что Тэллос можно спасти. И я думаю, что ты тоже надеешься на это. Именно поэтому, я предлагаю тебе мену. Ты мне — исчадье Тьмы, я тебе — твоего слепого племянника.
— Ты нашла Билоса? — воскликнул царь, откинувшись назад.
— Я нашла его и предлагаю тебе, живым или мёртвым, как ты захочешь. Но сперва дай мне то, чего хочу я.
— Ты с ума сошла, — он поднялся и, оттолкнув её, прошёлся по залу. — Убить Существо Тьмы! Это безумие!
— Это спасение! — возразила она. — Существо Света убито…
— Если это было Существо Света! — резко обернулся он.
— Даже если нет, то та тварь, что посещает тебя, точно Существо Тьмы! Битва предполагает противостояние, бой, схватку! Для неё нужно два участника! А если одного не будет, то с кем будет биться тот, кто явится из владений Света? Битвы не будет, не будет и того, что может разрушить Тэллос. Подумай сам, Мизерис! Все боятся Битвы! Именно она должна потрясти Агорис и разрушить город! Но что разрушит его, если Битвы не будет? Пойми же, это последняя надежда!
Мизерис смотрел на неё, лихорадочно соображая, а потом вздохнул и опустил голову.
— Это, действительно, Билос?
— Да или нет? — настойчиво спросила Апрэма.
— Да, — наконец, выдавил он. — Где он?
— Ты хочешь получить его живым, или пожелаешь, чтоб я избавила тебя от вины за очередное злодеяние?
— Живым.
Апрэма развернулась, и, подойдя к дверям, открыла их. Стражники Храма Света втолкнули в зал двоих, на чьи головы были наброшены покрывала. Апрэма сдёрнула тряпку с головы того, что был пониже ростом, и царь увидел бледное лицо и невидящие голубые глаза.
— Как ты похож на отца, — он провёл пальцами по лицу мальчика, но тот отстранился, и выражение его лица стало злым и надменным. — Похож, — опустив руку, повторил Мизерис и посмотрел на второго.
Апрэма сдёрнула тряпку со второго пленника, и царь увидел седого старика, который сурово смотрел на него.
— Задур, — пробормотал царь. — Мне не хватало твоих мудрых советов…
— У меня было кому давать их, господин, — ответил тот.
Мизерис хлопнул в ладоши и тут же в зал вошли воины его охраны, во главе с командиром.
— Уведите этих двоих в Башню Дракона, — приказал он и направился к своему креслу.
Пленников увели, и охрана Жрицы снова удалилась из зала. Апрэма подошла к нему и улыбнулась.
— Ты увидишь, что я сумею спасти Тэллос, потому что Свет сильнее Тьмы, — произнесла она.
— Как ты собираешься это сделать? — спросил он.
— Я уже всё придумала, — её глаза возбуждённо заблестели. — Ты скажешь ему, что я хочу говорить с ним о Существе Света. Ты скажешь, что я знаю, где оно и хочу призвать его на Битву. Я буду ждать его в Зале Звёзд. Убеди его придти туда, потому что, если он не придёт, Тэллос погибнет.
— И тебе негде будет воцариться? — мрачно усмехнулся он. — Боюсь, что он почует ловушку, едва увидит меня. Он видит мои мысли, и я не смогу солгать ему так, чтоб он поверил.
— Но как сделать, чтоб он пришёл туда? — забеспокоилась она.
— Я приду туда сам, — немного подумав, произнёс Мизерис. — Он придёт ко мне, где б я не находился. После этого, делай всё сама. Я уйду. Я не хочу видеть, как он умрёт.
— Ты получил бы удовольствие, — шепнула она, снова улыбнувшись. — Ты увидел бы, как он сгорит заживо в Свете, превращаясь в пыль на твоих глазах. Впрочем, как хочешь. А теперь позволь мне удалиться. Я должна подготовиться к этой встрече.
— Иди и поторопись. Он появляется с темнотой.
Она ушла, а он вернулся к своему креслу и тяжело опустился на сидение. Поясница снова заныла, и в голове проснулась тупая, пока едва ощутимая боль. Тоска и бесконечная усталость навалились на него, и он почувствовал себя старой развалиной, никчёмным, презренным изгоем, которому не место в этом мире. Мысли медленно ползли в голове, сменяя одна другую.
Ему было жаль демона, потому что никогда он не видел столь прекрасного и столь вызывающе опасного существа. Он видел его во сне и был очарован. Он хотел увидеть его, и тот пришёл.
Царь вдруг подумал, что благодарен этому существу за то, что тот постепенно и терпеливо снимал с его души груз, который так долго и так безысходно давил на него, за то что он слушал его путанные речи и жалобы, за то что находил странные, но всегда уместные слова, которые утешали и вселяли надежду. Он понял, что ещё долго со сладкой и болезненной дрожью будет вспоминать прикосновение прохладных нежных пальцев, унимающих боль и дарующих облегчение и покой.