Двойная игра

Мне было более чем понятно. В голове мелькали самые противоречивые мысли. Вот это предложение! Прямо-таки отдал сам себя с головой! Кого он видит во мне? Кого должен я видеть в нем? Может, прав был Вернер, напоминая о необходимости соблюдать крайнюю осторожность? Может, ход рассуждений доктора Баума совсем не такой, как я себе представляю? Может, все это подстроено?! Может, убаюкивая меня сентиментальными гуманистическими рассуждениями, он стремится лишь понадежнее накинуть мне петлю на шею? Я сидел в очень удобном кресле, которое тем не менее напоминало мне кресло «Лилли». Я старался дышать размеренно и не делать резких движений. Прямо передо мной, на стене под хрустальным бра, висела картина, которую я избрал себе в качестве отвлекающего объекта. На ней была изображена молодая пышнотелая женщина, которая сидела у источника и старалась прикрыть свою наготу от похотливых взоров трех старцев. Надпись под картиной гласила: «Купающаяся Вирсавия».

Баум перехватил мой взгляд и повернулся к картине:

— Обманщик! А еще говорит, что боится воды! По вашему лицу видно, что вы с превеликим удовольствием составили бы ей компанию. — Он оживился. Его щеки окрасил нежный румянец, который я впервые видел на его лице. — Мастер Глаз, — сказал он официальным тоном, — ваша последняя информация о военной инфраструктуре была ценной, может быть, очень ценной. Специалисты по обработке информации убеждены в ее важности и подлинности, как и тогда, во время первого испытания. Однако они не знают, что с ней делать: русские разработали новую систему шифров, и едва ли можно расшифровать ее. Компьютеры работают на полную мощность, но неизвестно, когда они найдут ключи к этим кодам и найдут ли их вообще.

Я заметил, что при определенных условиях это могло бы предотвратить большое безумие. Он послал официанта за своим пальто и некоторое время задумчиво смотрел на меня:

— Я не знаю ваших конечных мотивов, Йохен. Почему вы сели в нашу лодку? Честолюбие, жажда славы, любовь к приключениям? Или то, что мы называем чувством ответственности? Я знаю, что человек живет в плену самых причудливых представлений о возможностях своей самореализации, и не буду спрашивать вас о ваших представлениях. Скажу вам только, что не могу жить без кредо. Я должен видеть перспективу. Я должен все знать. Борьба за власть — сложная и запутанная игра. Но когда эта игра перестает быть игрой и перерастает в смертельно опасную реальность?

Затем он поинтересовался, считаю ли я, что разделяю с ним ответственность за решение этого вопроса.

Я спросил холодно и кратко:

— Каково ваше задание?

— Нужно перехватить незашифрованный текст. Есть какая-нибудь возможность?

Ему принесли пальто. Когда мы вышли из ресторана, я сказал:

— Об этом надо подумать. Можно попробовать в низшем войсковом звене через проводную связь. Но чем меньше подразделение, тем скрупулезнее меры предосторожности при работе средств связи.

На лугу перед рестораном стоял его «фольксваген». Мы поехали в сторону центра навстречу потоку горожан, направлявшихся на прогулку в лесопарк Груневальда.

— Информация поступает и из других, как правило случайных, источников, но она не поддается перепроверке, — сказал он. — Как объяснить, например, участившиеся полеты вертолетов между командными пунктами советской и восточногерманской армий? Что означает повсеместное оживление радиосвязи? В Саксонии два предприятия удвоили выпуск колючей проволоки. Проводятся учебные тревоги. Замечены перемещения войск. Что это — только слухи или противник готовится к конфронтации?

Время от времени он сворачивал с главных улиц на боковые и, должно быть в силу привычки, то и дело петлял, поглядывая в зеркало заднего обзора. Время философских рассуждений кончилось.

Я спросил:

— Вы по-прежнему ждете моих донесений по радио?

— Да, — ответил он, — как всегда, в условленное время. И будем считать, что вы не прекращали радиосвязь.

Там, где дороги из Шарлоттенбурга и Моабита пересекались с улицей, ведущей из центра, у входа в метро, он остановился. В маленьком автомобиле мы сидели вплотную друг к другу. Наши плечи почти соприкасались.

Я протянул ему руку и сказал:

— Итак, я правильно вас понял: делать все, чтобы предотвратить большое безумие.

Когда я уже положил ладонь на ручку дверцы, он придержал меня и точно так же, как тогда, когда отправлял в путь с радиостанцией, совершенно неожиданно и не к месту спросил:

— Как там ваш малыш? Уже ходит?

— Вы угадали, доктор. Сегодня утром он сделал первый шаг.

Он улыбнулся, уловив в моих словах двойной смысл. Затем, скрестив руки на баранке, принялся рассеянно смотреть в ветровое стекло.

— Будьте осторожны, Йохен, — сказал он, — хотя я полагаю, у вас хорошие друзья.

Я тоже стал смотреть в ветровое стекло. Все подстроено! Что это — он раскусил меня? И я решился пойти ва-банк. Медленно, не глядя на него, я вытащил из кармана авторучку и протянул ему:

— Наверное, вам лучше взять ее назад. Она может попасть в чужие руки.