Двойная игра

Поскольку Дэвид не отвечает, разговор глохнет. На Манштейнштрассе он некоторое время выжидает, чтобы убедиться. что этот тип не вернулся. Затем он медленно проходит вперед два квартала, сворачивает за угол, сворачивает еще раз, пытается припомнить местность и те времена, когда он здесь проезжал на своем «жуке»[57]. Афишной тумбы больше нет, но святой Георг с копьем по-прежнему на месте — на причудливой островерхой крыше углового лома, Еще несколько шагов — и должен появиться полотняный навес над входом в «Кэролайнс бир бар». Но никакого навеса нет и ничего похожего на ресторан поблизости не видно. Дэвид обращается к одному прохожему, к другому. Те непонимающе смотрят на него и отрицательно покачивают головами.

— Это было так давно! — припоминает наконец какой-то старичок. — Да. был здесь американский бордель.

Это был последний шанс. Что же теперь — капитулировать? Дэвид в нерешительности стоит на тротуаре и ловит себя иа том, что его пальцы в бешеном темпе перебирают в кармане фишки для го. Он не знает, что ему делать. С другой стороны улицы, оттуда, где Мастера Глаза однажды настигла судьба, через большую витрину смотрят на него две скучающие женщины. За их спинами пенится скрытый стеклянными панелями стиральных автоматов мыльный раствор. О, дьявол, эта проклятая прачечная самообслуживания функционирует на месте салуна Каролины! Но поскольку это действительно его последний шанс, он медленно переходит улицу, входит в прачечную и садится в кресло. С подчеркнутым безразличием оглядывается вокруг и неожиданно замечает, что мужчина в белом халате за кассой начинает проявлять беспокойство. Дэвид закрывает глаза. Неужели это возможно?

— Господин профессор? — Перед ним стоит человек в: белом халате и протягивает ему небольшую стопку белья.

— Я слушаю, — говорит Дэвид Штамм.

— Это оставила для вас ваша супруга. Она не захотела ждать.

— Прекрасно, что она догадалась сделать это. По-моему, пора… — И Дэвид трет пальцем воротничок своей рубашки.

Человек из прачечной понимающе улыбается, а Дэвид, спрашивает, нельзя ли в виде исключения поменять рубашку здесь.

— Конечно же можно, господин профессор.

В маленькой задней комнатке Дэвид разрывает пакет и осматривает белье. «О, Виола, ты не только прекрасное дитя, но и умница!» — благодарно думает он. В манжете одной из рубашек он находит крохотную записочку: «Я люблю тебя! Я сделала все, как ты сказал. У меня только ты и твои вещи! Я во «Внутренней миссии». В конце стоит адрес.

У нее «дипломат» и пленка! И она ждет его! Дэвид надевает свежую рубашку. Мысль о сестрах-монахинях из «Внутренней миссии» немного беспокоит его. Ненужное белье он бросает в мусорную корзину. В телефонной будке он сжигает записку на огне зажигалки. Затем набирает номер, который с помощью мнемонического приема извлекает из памяти. Он представляется работником статистического земельного управления и просит к телефону господина Вагнера. Ожидая, пока того позовут, пытается припомнить, как он выглядел. Время совершенно стерло из памяти его облик, а ведь тогда все началось с него. Именно Вагнер откопал его партнера в пивной Каролины. Не счастливый ли это знак, что тот же самый человек перекинет для него мостик к старому партнеру?

Господин Вагнер обрушивает на него поток слов. Он, мол, давно не работает на земельное управление. Ему пришлось уйти оттуда. Так что это ошибка. Совершенно очевидно, ошибка. Он работает в бильярдной. У него четырнадцать столов. У него работы по горло. Да, именно по горло. Да, его фамилия Вагнер. Хорошая фамилия, между прочим, но довольно распространенная. И следовало бы проверить, не произошла ли в данном случае ошибка. Или это не так?

— Господин Вагнер, сколько вам лет? — спрашивает Штамм.

— А это еще зачем? Что вы хотите этим сказать? Пятьдесят девять!

— Послушайте, господин Вагнер, никакой путаницы не произошло. Я лично желаю вам дожить до шестидесяти. Однако для этого необходимо вести разумный образ жизни.

— Спасибо! Теперь я живу разумно.

— Я в этом убежден и желаю вам всего наилучшего. Но есть люди, которые из принципа берут бильярдный кий за тонкий конец. Вы понимаете? Они могут не захотеть, чтобы вам исполнилось шестьдесят. Так сказать, из чисто статистических соображений, чтобы вы не испортили им средних возрастных показателей. Оставайтесь при средних показателях, господин Вагнер!

После продолжительного молчания из трубки раздается плаксивый голос:

— Чего я хочу? Обычной, спокойной жизни! Вы же знаете меня! Неужели этой старой истории не будет конца?

— Нужно самому поставить в ней точку. Вы готовы к этому? Кроме всего прочего, у меня для вас небольшой банковский счетик. С процентами набежало около пяти тысяч. Как, неплохо для человека, собирающегося дожить до шестидесяти?

— Пять тысяч? И вы заплатите?

— Сразу же по завершении дела.