Двойная игра

— Счет будет оплачен, а чемоданы постоялец просит отослать в камеру хранения аэропорта Тегель, — говорит он.

Дежурный реагирует как-то сконфуженно и соединяет его с администрацией отеля.

В трубке много раз щелкает, а затем кто-то, выдавая себя за дежурного по этажу, говорит:

— Просьба дорогого гостя, разумеется, будет выполнена, но не мог бы дорогой гость все же подъехать сам?

— Нет, не может, поскольку занят не терпящими отлагательства делами.

— В таком случае, — отвечают в трубку, — следует распорядиться и относительно содержимого сейфа.

— Разумеется, распоряжения касаются и содержимого сейфа. Постоялец просил передать, что ключ лежит в правом ящике письменного стола.

Вешая трубку, Дэвид Штамм сдерживает довольную улыбку. Хотя маневр сам по себе примитивен, но для них сойдет. Виола, если предположить, что ей удалось ускользнуть, остается для них величиной неопределенной, и теперь они должны будут учитывать вариант, что она пошла против него и ограбила сейф. В этом случае он ничего не знает о событиях в «Шилтон-Ройяле», а им, чтобы действовать наверняка, придется усилить посты в Тегеле. Впрочем, если они даже примут его звонок в отель за уловку, это приведет их в бешенство: как же так, уже наполовину добит, а осмеливается на подобную наглость! А это бальзам для его самолюбия. После этого легче дышится.

Он избегает пользоваться метро и автобусом. Если они объявили большую тревогу, то там он подвергнется опасности наткнуться на разосланных повсюду агентов службы наружного наблюдения. Он не решается даже сесть в такси. Водители такси слушают радиотелефон полиции — некоторые в качестве постоянной обязанности. Но передвигаться на чем-то нужно.

С владельцем маленькой фирмы по прокату автомобилей, который попутно содержит небольшую пивную, он договаривается быстро, отсчитав ему наличными плату за месяц вперед и согласившись взять автомобиль, за который, если попытаться его продать, не дали бы и ломаного гроша. Машина гремит и пыхтит, как паровоз, но, как бы то ни было, она ездит.

Дэвид Штамм едет осторожно, как будто везет в багажнике нитроглицерин. Однако это все же случается на Софи-Шарлотте-плац. Машина марки «сирокко» вылетает на перекресток так, будто встречного движения вообще не существует. Своим тупым носом она ударяет старый автомобиль ниже бампера. От удара и скрежета Дэвид чувствует, что оглушен. Когда он приходит в себя, то видит, что водитель «сирокко» мечется как помешанный. Он пританцовывает, прыгает, орет и пинает ржавую жесть старого автомобиля. Затем рывком открывает дверцу и вытаскивает Дэвида из машины.

— Вы, проклятые турки, — орет он, — с вашими дерьмовыми телегами! Давно пора запретить вам ездить на ваших чертовых колымагах. И повыгонять вас всех к черту. Выезжает на своей тарахтелке на перекресток, как слепой дервиш! Ты что, совсем ослеп? Сидел бы в своей пустыне! И надо же было тебе попасться мне навстречу, чучело поганое!

Двумя отработанными приемами Дэвид освобождается от рук незнакомца и оглядывается. Картина довольно безрадостная: на новом «сирокко» лишь немного погнута жесть, а его машина стоит с поломанной осью. Ему остается одно: быстро и незаметно исчезнуть. Но прежде чем он успевает вступить в переговоры с этим помешанным, подъезжает полицейская патрульная машина. Старший патруля — этакий медлительный и хитроватый тип. Три раза, не сказав ни слова, он обходит вокруг места происшествия, а затем спрашивает:

— Может, у господ общее страховое общество? Тогда они могли бы договориться без формальностей.

Выясняется, что новенький «сирокко» по какой-то причине вообще не застрахован. Толстый полицейский недоволен: теперь придется возиться с бумагами. Когда он направляется к патрульной машине, владелец «сирокко» искоса смотрит на Дэвида снизу вверх.

— А ты действительно турок? — лицемерит он. — Что-то у тебя нос длинный.

Дэвиду уже почти все равно.

— Я — профессор Штамм, американец, — отвечает он.

— Я так и думал!— ухмыляется коротышка.— Ты прямо вылитый американец. А я — король Молуккских островов! Хочешь что-нибудь получить за свою колымагу или тоже не прочь смыться? Если так, то поехали.

Он вскакивает в свою машину, дает задний ход, высвобождая ее из-под бампера автомобиля Дэвида, и открывает ему дверцу с другой стороны:

— Садись, старик! Здесь нам ничего не светит, кроме неприятностей.

По дороге он рассказывает что-то о свояченице, нелегально купившей эту машину, о том, что в настоящий момент едет на садовый участок, и наконец спрашивает:

— Где вас ссадить?

— В Шёнеберге, — говорит Дэвид, — на Манштейнштрассе.

— Понятно! К шлюхам?