Двойная игра

Между делом они подбадривают и утешают по телефону Йохена Неблинга, который в ожидании гостьи из Марбурга-на-Лане чувствует себя как на иголках.

И вот однажды, в то время когда вечер опускается на серый город и сердце щемит тоска, поступает сообщение: ненадолго до закрытия читальных залов в библиотеку явилась некто Виола Неблинг, представившаяся студенткой-дипломницей философского факультета и предъявившая паспорт гражданки ФРГ. Она, правда, не записалась в библиотеку, по, сославшись на специфику своей работы, попросила разрешения переговорить с дирекцией.

Вернер сигнализирует Йохену, чтобы он был наготове. Однако последующие часы протекают в бесплодном ожидании. Дальнейшее наблюдение устанавливает, что упомянутая Виола Неблинг, девушка с темной кожей, выйдя из библиотеки, садится в автомобиль, стоявший на Унтер-ден-Линден, и, никуда не сворачивая и нигде не задерживаясь, направляется к контрольно-пропускному пункту на границе с Западным Берлином. Машина у нее — «рено» одного из последних выпусков. Для проверки номер автомобиля вводят в компьютер, который на это никак не реагирует. Держа руку на телефоне, Холле спрашивает взглядом: задержать?

Вернер большим пальцем уминает горящий табак в трубке и отрицательно качает головой.

14

Йохен Неблинг сравнивает берлинскую городскую железную дорогу с машиной времени, на которой всего за двадцать восточных пфеннигов можно проехать сквозь эпохи и к тому же получить за это двадцать западных марок. Мир полон соблазнов. Черными и белыми бывают не только фишки для го. Черное и белое можно отыскать и в постели.

Тогда можно было проехать от станции Осткройц в Восточном Берлине до станции Весткройц в Западном и от станции Гезундбруннен через станцию Фридрихштрассе до платформы Шёнеберг. Большая кольцевая дорога проходила вокруг всего Берлина. Поезда шли слева направо и справа налево, и в них еще существовали отсеки для курящих. Берлинская городская железная дорога была настоящей машиной времени — только более удобной и безопасной, более демократичной и дешевой, чем рисовали ее в своем воображении великие писатели-фантасты. За двадцать восточных пфеннигов она предоставляла вам возможность переехать из одной эпохи в другую. Сел в поезд при социализме — вышел при капитализме. Разумеется, можно было проследовать и в обратном направлении: сесть в вагон при капитализме и поехать в социализм. Эти поездки, конечно же, не делали из капиталиста социалиста или из социалиста капиталиста. Более того, многие люди находили это обстоятельство просто забавным. Переезжая из эпохи и эпоху, можно было развлечься и даже сделать небольшой бизнес, оставаясь при этом тем же, чем ты был.

Но мне кажется, что это все же неверно. При подобпых поездках не удавалось остаться тем, чем ты был. Во мне, во всяком случае, каждый раз, когда я посещал ту сторону, происходили незримые перемены. Приехав в другой мир, ты начинал смотреть на все иными глазами. Наталкиваясь на жесткость — сам становился жестче, встречая холодность — сам становился холоднее, чувствуя чужой локоть под ребрами — старался пустить в ход собственные. Позднее я не раз пытался объяснить детям свои ощущения при переездах из одного мира в другой. По-настоящему они, пожалуй, не поняли этого до сегодняшнего дня. Представления о жизни рождаются самой жизнью. Тем, кто, подобно моим детям, вырос в обществе, ориентирующемся на принцип солидарности, трудно понять, что есть другое общество, которое зиждется на чистейшем своекорыстии. В этом им уже никто не поможет. И как же это здорово!