Двойная спираль. Забытые герои сражения за ДНК

Начальный период жизни директора не был многообещающим. Выросший в Луисвилле, штат Кентукки, Флекснер бросил школу и оказался безработным. Его спас отец (который в целях перевоспитания провел его через местную тюрьму) и работа в аптеке, где оказался микроскоп. Вечерами при газовом освещении Флекснер самостоятельно учился бактериологии и микроскопии и вскоре ставил диагнозы на образцах, принесенных местными врачами. Позднее он хотел получить диплом по медицине в Луисвиллском университете; там не было медицинского факультета, и диплом врача был выдан ему исходя из предположения, что он никогда не будет работать с пациентами.

В 1890 году Флекснер начал бактериологические исследования в Университете Джонса Хопкинса в Балтиморе. Он быстро завоевал прочную репутацию, установив причину вспышки менингита[192]

, выкосившего шахтерский поселок в Мэриленде; для этого потребовалось похитить образцы тканей тела молодой женщины, родители которой согласились на вскрытие только при условии, что она будет похоронена целиком. Ответственные задания на Филиппинах (1900 год) и при вспышке чумы в Сан-Франциско (1901 год) довершали его резюме. Флекснер начал свою деятельность в качестве директора Рокфеллеровского института 25 октября 1902 года. Он всегда был жестким и иногда справедливым[193]; даже его почитатели описывали его «скупым и безжалостным» и «правившим железной рукой». Рокфеллеровский институт достиг потрясающего расцвета за 35 лет его пребывания на посту директора, превратившись в ведущий центр исследований, где выявлялись механизмы заболеваний и изобретались неординарные новые способы лечения. Флекснер гордился тем, что он привлек лучших ученых со всего мира и обеспечил их всем необходимым для процветания. Многие из них были умными людьми[194]

, которые «могли бы не построить выдающуюся карьеру как профессора в обычных условиях научной жизни». Выражаясь более прямо, они были блестящими учеными, но не приспособленными к жизни чудаками.

Вот куда Флекснер пригласил Феба Левена в 1903 году, чтобы возглавить еще не созданный биохимический факультет Рокфеллеровского института. Это было рискованное назначение[195], и не только потому, что едва тлеющий туберкулез Левена мог разгореться в любую минуту. Левен был отчаянно независимым и на дух не переносил никакую бюрократию, что вскоре стало вызывать у него столкновения с директором. Но Флекснеру пришлось стиснуть зубы и довольствоваться написанием гневных писем, поскольку Левен оказался одной из его лучших первоначальных инвестиций.

Поскольку биохимические лаборатории еще находились на стадии строительства, Левен сначала устроил свою мастерскую в двух домах, стоящих вплотную друг другу[196]

на 50-й улице. Он представлял собой 50 % сотрудников факультета, вторая половина которого была представлена техническим служащим. Факультет состоял из двух человек вплоть до 1907 года, когда Левен привлек Дональда Ван Слайка, Уолтера Джекобса и Г. В. Хаймрода. Ван Слайк и Джекобс сделали впоследствии весьма успешную карьеру; Хаймроду повезло меньше – через два года он ослеп вследствие несчастного случая в лаборатории. Наконец, находящийся на эмбриональной стадии факультет переехал в новое помещение на территории института, и дело пошло уже по-настоящему.

По мере увеличения команды расширялись и исследовательские интересы Левена. Впоследствии говорили, что он «едва ли оставил нетронутой какую-либо часть биохимии и ничего из затронутого им не оставил непроясненным»[197], но он не порхал как мотылек; у него была необыкновенная интуиция, куда смотреть и как глубоко копать. К затронутым им темам относились белки, сахара, сложные липиды мозга и вещества, создавшие ему репутацию, – нуклеиновые кислоты.

Левен уже опубликовал несколько статей о нуклеиновых кислотах, когда перешел в Рокфеллеровский институт, но первые большие открытия ждали его в 1909 году. Альбрехт Коссель был доволен, ведь Левен выявил неуловимый пентозный сахар[198]

в дрожжевой нуклеиновой кислоте и вычислил, каким образом он соединяется с фосфатом и основанием. Левену удалось вычленить «кирпичики» нуклеиновой кислоты и представить их в виде последовательности, в которой они соединены между собой: фосфат, затем сахар и, наконец, основание. Хрупкая пентоза, которая не выдерживала предыдущих способов извлечения, оказалась сахаром, который был выделен из мяса несколькими годами ранее, а затем забыт.

Эта пентоза, служащая отличительным признаком дрожжевой нуклеиновой кислоты, была названа D-рибозой.

От силы в силу