Джон Кризи

Двойная ставка на смерть

Глава 1

Холодный душ

Патрик Доулиш поднимался по лестнице, насвистывая веселый мотивчик. Косые лучи заходящего солнца, проникая сквозь окна, мягким ровным светом заливали пространство лестничных пролетов и маршей. Все хорошо: и жизнь, и работа, а жена, ждущая его прихода, не просто хорошая, а чудесная.

Он открыл дверь, испытывая ощущение радостного нетерпения.

Прямо на пороге его встретила жена: казалось, она все время стояла за дверью, ожидая его.

Известно, что любой муж способен в мгновение ока определить настроение своей жены. Он может обмануться по части настроения других женщин, но только не своей собственной супруги. Ее улыбка может быть нежной и приветливой, но если настроение у нее мрачное, он почувствует это прежде, чем она успеет вымолвить хоть слово.

И хотя чутье Патрика Доулиша не было развито до такой степени, он, тем не менее, тотчас определил: что-то неладно.

— Привет, милая, ну как ты тут без меня? — полуизвиняясь, полуоправдываясь, осторожно спросил Доулиш. — Извини, пришлось чуть-чуть задержаться, семи вроде бы еще нет?

Фелисити отрицательно покачала головой.

Доулиш с облегчением вздохнул: какие бы мысли ни бродили сейчас у нее в голове, ясно, что ее настроение никак не связано с его опозданием. Доулиш нежно обнял жену за талию и увлек в комнату. Это была чудесная уютная комната, с огромным окном, из которого открывался вид на одну из редких открытых панорам Лондона.

— Понимаешь, перед самым закрытием магазина к нам заглянул странный старичок, такой маленький, такой ветхий, точно тысячу лет просидел в какой-нибудь древней пирамиде и теперь вот решил выйти ка свет божий. И представь себе, оказалось, что он действительно из Египта. Пришлось самому обслуживать его, вот и задержался.

— Надо же!

Последовала пауза.

— Дорогая, — сказал Доулиш, — какую оплошность я совершил?

— Оплошность? — вежливо переспросила Фелисити. — Разве господин и хозяин способен совершить нечто подобное?

Доулиш в отчаянье стал копаться в памяти. Годовщина помолвки? День рождения? Нет. Его память была ясна, совесть кристально чиста, однако на сердце тяжелым камнем пала тревога.

— Может, ты все-таки скажешь, что стряслось, — предложил он. — Ты же знаешь, я не очень-то люблю играть в прятки.

— Я тоже, — язвительно заметила Фелисити. У нее приятный, довольно низкий, бархатистого тембра голос, она чрезвычайно привлекательна, хотя и не обладает классически красивыми формами. Короче — милая. Симпатичная. — В конце концов, с тех пор, как мы переехали сюда из Хаслмира, обстоятельства изменились. Ты согласен? У меня своя работа, у тебя своя, и зачем им вообще пересекаться? — с иронией добавила она.

— Действительно, зачем? — Доулиш вынул из кармана пачку сигарет и не спеша закурил.

— Как регистратору мне приходится быть предельно вежливой и любезной со всеми клиентами Лидии. Большинство из них — по причине своей древности — едва держатся на ногах, но случается, что приходят и совсем молодые, моложе восьмидесяти, — Фелисити сделала паузу, точно собиралась сделать некое убийственное признание. — Не стану от тебя скрывать, не далее как позавчера один из таких вот совсем молодых, но резвых, покушался на мою честь.

— Как его зовут? — жестко спросил Доулиш.

— Боже, к чему такое беспокойство обо мне? Я и сама сумею за себя постоять, разве не так? И потом, как бы там ни было, разве мы не должны доверять друг другу?

Теперь Доулиш четко определил настроение жены — крайнее раздражение, граничащее с яростью, однако пока он еще не мог уяснить себе истинную, главную причину.

— Ты не прочь порассказать мне про своих потешных клиентов-старичков, родственничков фараонов, — чуть повысив голос, заявила Фелисити, — но, как это ни странно, согласись, никогда не упоминал о своих родственницах — молодых и красивых!

Ревность никогда не руководствуется логикой.