– Ну что ты, родная? Я же рядом, с тобой. Я никогда не дам тебя в обиду. Землю перерою, но найду урода, который позарился на вас.
Утыкаюсь лбом в его рубашку и вою.
– Ну, Маришка, ты чего? Ангел, я от вас никуда теперь. Можешь орать, кричать, ножками топать, но теперь вы только со мной будете. Поняла меня?
С готовностью киваю. Потому что сама никуда от него не отлипну. Только рядом с ним я чувствую себя в безопасности. И уже не так важно, что там было в том прошлом.
Вот он, рядом в трудную минуту, и я не сомневаюсь ни секундочки, что он останется с нами.
– Девчонки испугаются, – утыкается мне в волосы и целует в макушку. – Маришка, ты меня слышишь? Я рядом.
Сглатываю комок в горле и неуверенно киваю. Заставляю себя отлипнуть от него и делаю шаг назад. Серые глаза внимательно изучают, словно Таранов боится, что я снова пущусь в истерику.
– А вещи девчонкам? – смотрю с досадой на дверь квартиры.
Мотает головой.
– Там не стоит ничего трогать, мало ли…
Ну да… отпечатки и все дела. Боже, ощущение, что я попала в детектив какой-то, где мы с Наилем в главной роли.
– Да, ты прав, – запрокидываю голову, и по щеке стекает слеза.
Быстро смахиваю её, не сразу сообразив, что я стою и плачу.
Наиль подхватывает девчонок и чмокает их в щечки. Мои лисы непонимающе хлопают глазками. Ну ещё бы, не часто они видели, как мама плачет, а папа её успокаивает.
– Ну что, кудряшки, готовы ехать к папе в гости?
– Так, может, – начинаю неуверенно, – ты нас просто отвезешь к моим?
Меня пронзает темный серьезный взгляд, и я без слов понимаю, что ни за что он этого не сделает.
– Мариш, я пока не буду уверен, что вас не ожидает опасность, никуда вас не отвезу, кроме как к себе.
Прикусываю губу и киваю.
– Дверь запри, только не трогай ручку. Хотя, – он недовольно кривится, – поздняк уже, наверное. Но лучше воздержись. Сильно не лапай.
Киваю и дрожащими руками закрываю замок, не притронувшись ни к чему. Мысленно одергиваю себя. Надо как-то умудриться успокоить нервы, вон Таранову удается оставаться спокойным.
Возвращаемся в машину к Наилю, и я сжимаю ледяные руки между коленками, наблюдаю в зеркало, как Наиль усаживает дочерей и целует их.
Усаживается за руль и поворачивается ко мне лицом.
– Ты как?
Выдавливаю улыбку, от которой тут же сводит скулы. Таранов обхватывает меня за шею и притягивает к себе. Жадно целует, пока я пытаюсь вспомнить, как дышать.
Он будто пытается вложить в этот поцелуй все эмоции, которые мы пережили, когда увидели бардак в квартире. А у меня жар в животе, сердце с ума сходит от боли или от чувств к этому мужчине. Пульс то замедляется, то ускоряется, а я пропускаю вдохи. Отвечаю, не торможу себя.
Мне это нужно так же, как и ему. Потом я себя отругаю за то, что поддалась, а сейчас…
Таранов со стоном отодвигается от моего рта, но продолжает держать меня за шею и медленно водит большим пальцем по коже. Глаза в глаза.
– Я же никогда тебя не бросал, да?
Облизываю губы.
– Вообще-то, было, – голос слабеет, а Таранов в ответ хмурится, – после выпускного.
Он усмехается и качает головой.
– Я тогда не бросал. Я временно самоустранился, чтобы чего-то в жизни добиться и завоевать тебя. Чтоб не с голой жопой, как в школе.
Не сдерживаюсь и смеюсь.
– Ну вот, – проводит большим пальцем по щеке, – уже улыбаешься. Едем?
Киваю.
Глава 27
Наиль
Мысли скачут. Кто? Кто мог такое провернуть?
И сейчас я не скидываю со счетов, что это связано со мной… Да ни хрена нельзя сейчас из внимания выпускать. Это моя семья, и на её безопасность кто-то покусился! А если бы я не поднялся, а урод был все ещё в квартире?
От этой мысли по всему телу проходит судорога, и я передергиваю плечами.
Марина косится на меня, на её бледном лице глаза сейчас просто огромные. Забиваю на все, тянусь к её руке.
Ледяная.
Сжимаю в своей лапе и подношу к губам, пытаюсь отогреть.
Девчонки посапывают в креслах, и эта картина выворачивает меня наизнанку. Моя семья. И я уже готов простить Марине все, только бы все с ней было в порядке и сейчас она не погрузилась в себя. Хотя я не дам ей сделать это.
– Сейчас в квартиру ко мне поедем. Завтра дам распоряжение, чтоб дом приготовили. Там никто не жил все это время.
Затыкаюсь. Ну не говорить же бывшей жене, что я не мог себя пересилить и переступить порог нашего дома. Потому что там все напоминало о нашей семейной жизни. Которую и я отчасти похерил…
– Так, может, мы у тебя и останемся? – голос тихий, но я отчетливо слышу каждое её слово.
Сжимаю губы.
– Видишь ли, там у меня не то чтобы хоромы. Я брал чисто для себя одного и не планировал туда везти семью.
Марина внимательно смотрит на меня.
– И что? Таранов, ну я не поверю, что ты себя любимого обделил и жил в маленькой холостяцкой берлоге.
И столько ехидства в её голосе, что я даже отвлекаюсь от дороги и вопросительно смотрю на неё. Она слегка ухмыляется. А я выдыхаю… отошла, вроде.
Пусть стебется, пусть подкалывает, главное – не видеть её слез. Они отпечатываются на моем сердце.
– Придется поверить. Там только одна комната. Да, она большая, но вчетвером нам там негде будет развернуться.
Марина качает головой.