Двойное золотое дно

После трех (довольно перспективных) вычисленных мною направлений в голову полезли и вовсе тривиальные мысли. Месть, ревность и так далее.

Я вновь и вновь припоминала мельчайшие детали, касающиеся Бориса, которыми я располагаю. И вскоре с ужасом поняла, что о Борисе Георгиевиче Щербинине я практически ничего не знаю! Даже наименования товара, выпускаемого его заводом!

Точно знаю, что на этом предприятии или излавливают, или расфасовывают что-то из бытовой химии. Но это мелочи, это несерьезно. Так миллионные-миллиардные прибыли не сделаешь. Мне помнится, что в советские годы завод специализировался на чем-то для ВПК. В городе знал это каждый. Однако назвать конкретную продукцию могли лишь единицы. А они совсем не стремились донести эти сведения до народных масс.

Периодически мои мысли перескакивали на Илью Ельчанинова. Я не могла отделаться от впечатления, что у бассейна видела именно его машину...

Что же может быть между ними общего?

Почему Илья оказался вблизи места убийства Бориса?

В том, что Ельчанинов мог хладнокровно убить Щербинина, я не сомневалась. Все, кто прошел войну, убивали. Или ты, или тебя. Такие навыки не забываются.

Впрочем, он мог нанять киллера, чтобы не светиться самому...

Направление моих мыслей мне активно не нравилось. Ох, и не хотелось, чтобы мои нелепые догадки стали «лепыми»?

Неужели я могла так ошибаться в Ельчанинове?!

Вместо того чтобы париться в бане, есть жаренное на углях мясо и проводить выходные со всей возможной приятностью, я всю субботу безвылазно просидела дома, не отвечая на телефонные звонки и игнорируя требовательные звонки в дверь. Я совершенно не желала ни с кем общаться ни по телефону, ни лично.

Исключение составил лишь мой преданный друг Костя. Он приволок продукты, на которые мне и смотреть-то не хотелось (глядишь, так пойдет, могу и похудеть от волнения).

Костя уже был в курсе вчерашних событий. И немудрено. Утром я легкомысленно щелкнула кнопкой,телевизора и мгновенно наткнулась на портрет господина Щербинина в траурной рамке. Слезами я не разразилась, но телевизор моментально выключила.

— Ксень, ну не переживай ты так, — заунывно тянул .Антименко. — Ты пойми...

— Костя, не сейчас, — перебила я друга. Сегодня я была расположена к разговорам еще меньше, чем вчера. — Возможно, потом... Как-нибудь...

Антименко потоптался-потоптался и ушел не солоно хлебавши, попросив в случае чего позвонить.

«Котик! Это «чего» уже произошло. Ты был прав,

пусть и не с того боку», — горько подумала я, принимаясь сортировать продукты и рассовывать их по полкам холодильника. В тот момент, когда я совала в морозилку бананы, а в овощной отсек яростно заталкивала мороженую курицу, я в тысячный раз задавалась вопросом — видел ли меня кто-нибудь на месте убийства. Фокус с курткой перестал казаться мне таким уж удачным. Меня вполне могли заметить вездесущие старушенции-соседки и еще масса народу.

А уж связать меня с Щербининым — совсем уж нетрудно.

Во-первых, мой телефон наверняка есть или в бумагах Бориса, или в электронной записной книжке.

Далее. В его машине можно найти множество, отпечатков моих пальцев. Хотя пока у меня их не сняли, идентифицировать мою личность ментам не удастся. Это, конечно, дело времени, но все же обнадеживает.

Наконец, вместе нас видели очень многие, целая куча народу. В театре, в кабаке...

Словом, дела мои выглядели крайне плачевно. Если кто-то задастся целью навесить на меня убийство, он это сделает без особого труда. А еще если этот «кто-то» обладает деньгами и связями...

Притянуть за уши можно любой благовидный предлог... Нетрудно скрыть громкое заказное убийство, представив его банальной бытовухой. Ревность, допустим, просто замечательный мотивчик...

Как ни верти, а Ксения Панова, по всем показателям, получается классическим козлом отпущения.

— Хорошо, что смертную казнь отменили, — вслух выразила свои мысли я, пытаясь себя подбодрить. Но ничего не вышло.

По большому счету, смерть Бориса Георгиевича меня не очень-то взволновала. И не нужно считать меня бесчувственным моральным уродом. Да, я млела в его присутствии, но больше ничего нас не связывало. Ни душу, ни сердце мы друг другу не открыли. Возможно,

не успели, а возможно, не захотели. Кроме банального полового! влечения, ничего я не испытывала к Щербинину-человеку. Я мечтала о Щербинине-мужчине, самце...

Для кого-то это одно и то же, но не для меня.

Кроме потенциально хорошего сексуального партнера, я ничего не лишилась.

Но все же переживала.

Пусть человеческий труп — это уже не «кто», а «что», но если это труп близкого или знакомого... ощущения отнюдь не благостные. Упавшая на грудь голова Щербинина еще не раз привидится мне в ночных кошмарах.

Прибавим еще ужас от того, что на меня могут навесить это убийство и тюрьма станет моим родным домом...

Если все закончится хорошо, никогда больше не буду смотреть ментовские сериалы и читать детективы! («Ты тем более не будешь их смотреть, если все закончится плохо! В тюрьме телевизоров нет!»)