— Того! — крайне невежливо рявкнула я. — Есть классная идея, и не одна!
— Через двадцать минут буду! — ответствовала мне трубка и с грохотом (я слышала) ударилась о рычаги.
Вот такой подход к делу мне уже нравится!
Ирина Андреевна прибыла не через двадцать, а через семнадцать минут. Вид у мадам редакторши был жутко колоритный.
На бледном лице пламенели алые губы и чернели непроницаемые солнцезащитные очки. Голова в ярком платке напоминала полотно «Колхозница на току» из времен далекого социалистического детства.
— Не глазей, — недовольно буркнула Поливанова в ответ на мой недоуменный взгляд. — Ты ж мне времени накраситься-причесаться не дала.
— Да ладно тебе! Выпутывай башку и снимай очки. Сама с собой разговаривать пока не умею, — отмахнулась я, давая понять, что мне нужны ее глаза, а не тени и тушь, которые их подчеркивают.
Иришка разоблачилась.
Ой, мамочки! Я давно забыла, как она выглядела в школе!
Сознание я, конечно, не потеряла, но вид белесых Поливановских ресниц и бровей могли выдержать только любящий муж или подруга.
Дело в том, что у нашей Ирки была редкая форма аллергии: ее кожа не выносила долговечной краски. И Поливановой каждое утро приходилось тщательно красить брови-ресницы, исключительно гипоаллергенной орифлеймовской косметикой. (Я, например, не видела Иру в, так сказать, натуральном виде примерно с восьмого класса.)
Убедившись, что все внимание Ирины Андреевны безраздельно принадлежит мне, я в деталях описала ей пришедшую в голову идею.
— Это все прекрасно, — кисло кивнула Поливанова; — Только совсем не время. Не обижайся, тема вкусная, вечная...
— Разумеется. Но все перекрывает убийство Щербинина, — проявила я чудеса «догадливости».
— Вот-вот, — окончательно поскучнела Иришка. — Весь город ждет мельчайших подробностей перехода в мир иной всемогущего директора Сталинки.
- Ирка, считай, что тебе крупно повезло, — расплылась я в самодовольной улыбке.
— И с чего это мне безмерное счастье подвалило?! — не упустив своего, съехидничала моя одноклассница.
— Поливалка, — специально назвала я ее детским прозвищем. — Мы с ним были знакомы, и он за мной ухаживал! И даже звонил в тот день утром!
Секунды три-четыре госпожа редактор таращила на меня свои обесцвеченные глазки, а потом разразилась громовым хохотом. Прошло несколько минут, она не прекратила ржать, и я обиделась.
— Хватит уже! Уймись, ненормальная, а то мои старухи «Скорую» вызовут, подумают, что мы тут свихнулись!
— Ой, не могу, ой, щас лопну! — надрывалась подруга. — Да он... таких баб... имел... миллионерш... красоток... и чтоб я поверила... запал на уборщицу!!!
— Знаете что, Ирина Андреевна! Берите-ка вашу сумку, натягивайте очки и валите-ка восвояси! Вот бог, а вот порог... — изобразила я предпоследнюю стадию смертельной обиды, надвигаясь на бездушную одноклассницу.
— Ксенька, да ты что? Да я же пошутила! — мгновенно перестроилась и дала задний ход Поливанова, осознав, что с чувством юмора слегка зарвалась.
— Ну, ты же не веришь, что великолепный господин , Щербинин, крутой буржуин, мог ухаживать за твоей подругой, работающей в настоящее время уборщицей, — съязвила я, укоряя приятельницу. Недаром говорят, что месть сладка!
— Ксюш, ну прости дуру! Ну, не ожидала, не думала...
«Ага, я уже Ксюша, а не Ксенька!» — злорадно отметила я и похвалила себя за правильно выбранную тактику.
— Где ты его подхватила?
— Уважаемая моя Ирина Андреевна, подхватывают дурную болезнь, а с Щербининым я познакомилась по объявлению в бесплатной газете.
— Врешь! — удивленно выдохнула моя потенциальная работодательница. — Такой самец... и по объявлению.
— Сама удивляюсь! — совершенно искренне захлопала я ресницами. — Впрочем, можно без труда найти кучу вполне логичных объяснений. Как тебе такое? Борис Георгиевич решил максимально сблизиться с народными массами, в смысле их поиметь.
— Ксенька, ты пошлячка, — укоризненно произнесла Ирка; доставая из сумочки сигареты.
— У тебя учусь, дорогая! А дымить на моей кухне завязывай! Ты у нас дама обеспеченная, могла бы мне вытяжку хорошую подарить. И тебе хорошо (травись на здоровье), и мне замечательно — не воняет.
— Подумаю, — отмахнулась Поливанова и закурила. — Я понимаю так. Ты хочешь, зацепившись за факт своего знакомства с Щербининым, организовать репортерское расследование. И, как я понимаю, менты о тебе пока не разнюхали. Я бы знала.
Этот вопрос меня тоже о-о-чень волновал, поэтому я осторожненько поинтересовалась:
— А почему ты бы знала?
— Мы официальный городской печатный орган. Поэтому нам и ментовка, и прокуратура должны поставлять сведения. Только это так, отмазки и отписки официальные. Но личные контакты...
— Ага. У тебя появился новый любовник. Из ментовки или из прокуратуры? Кстати, Поливанова, ты у нас подкованная. Объясни, чем две эти организации отличаются друг от друга и кого следует бояться больше?
Ничего Поливанова объяснять не собиралась, а только махнула ручкой и сказала:
— Отличаются, отличаются. А любовник — не новый, а старый. Не угадала ты, голубушка.