– Здравствуйте! Вы Фрэнсис, да? Хоуп в бассейне. Там, под верандой. Проходите вон в те двери.
Он взмахнул рукой, указывая в дальний конец большой гостиной с застекленными стенами и отполированным до блеска деревянным полом, в которой тут и там красовались каменные и бронзовые статуи всевозможных богов многочисленного индуистского пантеона. Диваны, кресла и низенькие деревянные столики стояли на ярких коврах со стилизованными изображениями медведей, лосей и других зверей. Над камином, на единственной оштукатуренной стене в комнате, висела картина без рамы: огромное полотно, покрытое синей и белой краской, вызывало в памяти образы бесконечного состязания изменчивых стихий моря и неба – барашки пены, рябь волн, обманчивые облака и, ближе к верху полотна, расплывчатая полоса тумана, накатывающая из-за далекого горизонта. Возможно, картина больше впечатляла ветреным вечером, когда сумрачные оконные стекла отражали интерьер комнаты, а в распахнутую дверь доносилось бормотание океана, но сейчас, когда Фрэнсис шагнул на веранду, открывшаяся его взгляду панорама – четкие склоны холмов, темное мерцание воды и безоблачное небо – перечеркнула невнятицу и пластичность картины.
Он подошел к перилам, взглянул вниз и увидел, как Хоуп неторопливо плывет вдоль кромки бассейна. Обнаженная. Фрэнсис разрывался между привычным любованием ландшафтом и виноватым любованием тем, что было у него перед глазами. В центре выложенного синей кафельной плиткой бассейна виднелась мозаичная стайка карпов-кои, оранжевых, розовых и серебристо-белых, и над ней медленно скользило стройное золотистое тело Хоуп: руки мерно вытягивались вперед, ноги расходились и смыкались, отталкивая воду. Фрэнсис, вспомнив знаменитую молитву святого Августина: «Добрый Боже, дай мне целомудрие… но не сейчас», безуспешно попытался перевести взгляд с бассейна на склоны холмов, спускавшиеся к безмятежному морю. Наконец, переборов вуайеристическое смятение, он мужественно решил заявить о своем присутствии, но не успел ничего сказать, потому что Хоуп остановилась, запрокинула голову в воду, отвела мокрые пряди с лица и взглянула прямо на Фрэнсиса, будто знала, что он все это время стоял на веранде.
– Привет, Фрэнсис! Добро пожаловать в «Яб-юм». Не хотите поплавать? Вода здесь из горячих источников Тассахары и Эсалена, совершенно натуральная.
– Я не взял с собой плавки, – смущенно признался Фрэнсис.
– Вы меня шокируете! – сказала Хоуп, переводя дух. – Я отвернусь.
Она беззлобно рассмеялась и, раскинув в стороны руки и ноги, распростерлась на поверхности воды, как на подстилке для йоги.
«Вот как… О’кей… Понятно… – подумал Фрэнсис. – Ну ладно тогда».
Он несколько иначе представлял себе экологический саммит в верхах, но если экология занимается связями и отношениями, рассматривает жизнь не как изолированные фрагменты, а как целостную взаимозависимую последовательность, то было что-то в некотором смысле вполне подобающее и одновременно ужасно стеснительное в том, что ему пришлось спуститься с веранды к бассейну, раздеться догола и войти в отдающую серой воду, чтобы обсудить, как вернуть землю в естественное первозданное состояние.
– Да, очень теплая. – Фрэнсис торопливо окунулся в воду, над которой вился парок.
– Мммм… – протянула Хоуп. – Прекрасно расслабляет. Мы немного охлаждаем ее в цистерне, иначе очень горячо.
Она медленно, но решительно направилась к нему, остановилась, пристально посмотрела на него и подплыла ближе. Фрэнсис решил, что она похожа на львицу, охотящуюся среди трав цвета львиной шкуры, и почувствовал себя антилопой, которая внезапно заметила, как трава срывается с места.
– А здесь водятся кугуары? – спросил он, хватаясь за местную фауну, как пловец у края водопада хватается за ветку, склонившуюся над рекой.
– Нет, – ответила Хоуп. – Я бы рада на них взглянуть, но они очень застенчивые и неуловимые.
– Наверное, не очень застенчивые, – предположил Фрэнсис. – Особенно с точки зрения оленя, в чье горло вцепился кугуар.
– Да, конечно. – Хоуп остановилась на расстоянии вытянутой руки от него. – После лесных пожаров в Вентане, когда там не осталось оленей, с гор спустился кугуар и загрыз много домашних питомцев в округе.
– И что вы об этом думаете?
– Я всегда ратую за все дикое. – Хоуп покосилась на разделявшую их полоску воды. – Похоже, и вы тоже, – добавила она, положив руку на плечо Фрэнсиса.
– Пожалуй, слово «неизбежный» подойдет лучше, чем «дикий», – сказал он, – для описания реакции моего тела на пребывание в теплой воде рядом с прекрасной обнаженной женщиной, но иногда следует разделять физиологию и нравственность.
– Наверное, это очень больно, – сказала Хоуп.
– Да, – признался Фрэнсис.
– А разве вы не полиамор?
– Если бы я им был, то исключительно в одностороннем порядке, а для этого существуют другие слова, например «измена», что лишает слово «полиамор» его идейного гламура.
– Это измена лишь в том случае, если вы дали обет моногамии, – сказала Хоуп.