Двойной Нельсон

Сегодня вечером таинственный инженер Азеф должен быть в «Вене», там ожидают программное богоискательское выступление популярных литераторов Дмитрия Мережковского и Зинаиды Гиппиус. Они вроде бы отыскали новую дорогу к Богу и должны поделиться найденным с широкими интеллигентскими массами, до сей поры плутающими в темноте безбожия или лжеучений. Что равносильно.

Чтобы не идти с пустыми руками, Пакай скопировал для начального разговора несколько циркуляров относительно недавнего заседания в городе Париже Центрального комитета партии, где рассматривался вопрос об организации центрального террора и назывались фамилии тех, к кому этот террор должен быть приложен своей действенной частью.

Сейчас он заканчивал цитирование, любовно выискивая наиболее сильные выражения:

«Мы не понимаем той неземной нравственности “непротивления злу насилием” нравственности не от мира сего, которая блюдет лишь самодовлеющую и абсолютную чистоту индивида, не считаясь со страданиями или счастьем человечества как основой решения! Не человек для субботы, а суббота для человека.

Наша нравственность — земная, она есть учение о том, как идти к завоеванию лучшего будущего для всего человечества, через школу суровой борьбы и труда, по усеянным терниями тропинкам, по скалистым крутизнам и лесным чащам, где нас подстерегают и дикие звери, и ядовитые гады!

Это — боевой клич, это — учение о трудном и суровом нравственном долге, а не об утонченном нравственном эпикурействе, от которого никому ни тепло, ни холодно — кроме разве насильников и угнетателей, которым спокойно и тепло, да насилуемых и угнетаемых — которым очень и очень холодно...»

Пакай прочитал переписанное и даже внутренне слегка прослезился, настолько хорошо и правильно было сказано. Потом перечитал исходные документы и добавил еще одно, очень сильное выражение:

«Неужели жизни крестьян и рабочих, переряженных в военные мундиры и вышколенных в казармах, которые являются лишь слепым орудием в руках своих же собственных тиранов и истязателей, для нас менее священны, чем жизнь таких зверей в образе человеческом, как Клейгельс и Плеве?!»

Дверь в проходную порученческую комнату резко отворилась, и сквозь нее быстро прошел в человеческом облике сам министр внутренних дел зверь Плеве, сопровождаемый исполняющим обязанности директора Департамента зверем Лопухиным.

ДОСЬЕ. ЛОПУХИН АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ

1864 года рождения. Из дворян, окончил Московский университет, юридический факультет, кандидат правоведения. С 1886 года служил по судебному ведомству; с 1896 года в Министерстве юстиции; с 1899 года — прокурор Московского окружного суда; с 9 мая 1902 года — и. о. директора Департамента полиции.

Пакай вскочил, подброшенный пружиной служебного рвения. Плеве на ходу по-звериному мотнул головой, приветствуя подчиненного, чьего имени он даже и не знал. Как только парочка исчезла за глухими дверями кабинета, Пакай сел и, дописывая, стал размышлять, на кого смахивает министр. После долгого сравнения он пришел к выводу, что Плеве, благодаря своим густым усам, более всего машет на моржа, толстого и злобного, если на него нападает белый медведь. Хорошо бы стать охотником, подумалось Константину Ефимовичу, но свободолюбивая кровавая мысль была отвергнута: он будет тайным загонщиком зверя. Все-таки морж — благородная дичь...

* * *

Длинными шагами через две ступеньки Вершинин летел как на крыльях в свою комнату. Не мешали даже пакеты в обеих руках. Дворник особенно низко поклонился ему вслед. Странно, неужели тоже прочел «Вести»?

Вершинин купил светло-серый английский жилет с двумя кармашками для часов и чего-нибудь маленького, потом не удержался и приобрел давно лелеемую мечту — кожаные легкие перчатки «Дерби» с большой матовой пуговицей на тыльной стороне. Синий пиджак из альпаковой шелковой ткани и легкие светлые брюки в продольную полоску он давно присматривал в «Гостинке». Приказчик облегченно вздохнул и продал со скидкой (такого тощего покупателя ему пришлось бы ждать и ждать!). Хватило денег и на новые ботинки с модными носами из мягкой, весьма хорошей кожи. Дюжина воротничков, две рубашки в очередь и тросточка легкого испанского камыша с почти серебряным набалдашником дополняли картину покупок.

Уже закупив все, о чем мечталось, он остановился и после секундного размышления зашел в ювелирную лавку, где от полноты чувств купил хорошенькую цепочку с медальоном для Оли.

Купил и умилился: все-таки он честный человек и не забывает добра, малютка будет счастлива. А потом можно будет и расстаться. Хотя нет, пусть остается, она ничему не мешает. У него будут женщины для флирта, для выхода в свет и для постели. На выбор.