Двойной Нельсон

Приятные мысли о женщинах, за которыми он в скором времени приударит, скрасили зрелище собственной убогой двери. Пора, пора менять жилье! Сюда приличную даму и не пригласишь. Держа пакет с жилетом в зубах, он отворил дверь и задом, затворяя за собой, вошел внутрь.

Внутри было темно. Вершинин аккуратно положил свертки на постель и облегченно вздохнул. Он все-таки устал. Надобно чуть полежать перед приемом. Он теперь всегда должен выглядеть энергичным и готовым к любым приключениям, точно английский джентльмен в дебрях Африки. С этой мыслью Вершинин сбросил ботинки, расстегнул ремень и приспустил брюки, готовясь снять их первыми. Так часто поступают мужчины, оставаясь наедине.

Сзади деликатно кашлянули.

Нет в мире более беззащитного и неразумного существа, нежели мужчина со спущенными брюками, обнаруживший, что он в комнате не один. Ноги спутаны, бегством не спастись, «невыразимые» белеют на весь белый свет, подтяжки для носков делают и без того кривоватые ноги еще более вогнутыми, степень интеллигентности приближена к нулю (или равна ему), лицо глупое и недоумевающее. Только очень сильная личность может в такую секунду сохранять видимость душевного равновесия.

Вершинин собрал остатки воли в кулак и обернулся. В кресле сидел один господин, а на венском стуле — второй. Лица почти не просматривались, но фигуры очерчивались довольно ясно. Сидевший в кресле был грузен и лысоват, обладатель стула был строен, но силен молодцеватую стать одежда не скрывала, а только подчеркивала.

— Господа! Что это значит?

Вершинин попытался придать своему голосу суровость и гнев, но спущенные брюки не позволили это сделать, и сидевшие это услышали.

— Андрей Яковлевич, оденьтесь, пожалуйста.

Голос молодцеватого господина был чуть низковат и по тембру очень приятен.

— Штаны-то подыми, милок! — посоветовал сиплый тенорок из кресла. — Чай, не в бане...

Вершинин взял себя в руки, секунду подумал и взял в руки брюки. Стараясь выглядеть невозмутимо, он лихорадочно просчитывал варианты: ограбление? Нет. Шантаж? Зачем? Полиция? И понял: полиция. Но вопрос — какая? Криминальная? Там он знал всех. Итак, политическая... Ну, доигрался. Хотя... ничего не ясно и ничего не потеряно. Будем играть дальше!

— Господа! — Голос Вершинина приобрел столь необходимую ему в эти тяжелые минуты уверенность. — Что за вторжение в частный дом? По какому праву вы здесь находитесь? Кто вы такие?

— Душой Божьи, телом государевы, — отрешенно отозвался грузный в кресле.

— Зажгите свет, — вновь дал правильный совет обладатель приятного голоса.

А тенорок задумчиво добавил:

— Ишь, выкаблучивается, щенок... Тявкать не научился, а хочется!

Тусклый свет одинокой лампочки слабо озарил комнату, несколько прояснив ситуацию. В кресле сидел уже знакомый по саду «Буфф» пожилой господин с усами и расслабленным взором. Сам Вершинин его нисколько не интересовал, и посему взор пожилого скользил по стенам, по убогой мебели с какими-то лишь ему одному ведомыми целями. Как только пожилой заинтересовался печкой, Вершинин непроизвольно дернулся в ту же сторону, и это движение не ускользнуло от взгляда пожилого. Он усмехнулся в усы и перестал шарить взглядом по комнате, а уткнул его прямо в глаза Вершинину.

Стройный господин поднялся со стула:

— Прошу прощения за столь бесцеремонное вторжение. Мы спешили за истиной. Я Путиловский Павел Нестерович, служу в Департаменте полиции. Мой спутник, — грузный господин приподнялся в кресле, — Медянников Евграфий Петрович. Служит там же. Вы Вершинин Андрей Яковлевич, журналист «Вестей» и автор этой сенсационной статьи.

И Путиловский указал на хорошо знакомый всем горожанам заголовок.

— Вы автор? — переспросил Путиловский.

— Я.

— Насколько следует из текста, вы подоспели первым на место взрыва.

— Да. Как вы могли заметить, — съязвил Вершинин,— я снимаю мансарду в этом доме.

Путиловский прошелся но комнате, взял в руки статуэтку чертика.

— Хорошее литье. Каслинское. Вы ничего не заметили, кроме того, что описано в заметке?

— Бумажки там какие! — не выдержал Медянников. — Фотографии, записные книжки, квитанции, билеты, паспорта, купюры... А? Может, взял что ненароком?

Вершинин молчал, но понимал, что каждая секунда молчания говорит не в его пользу.

— Милый, милый Андрей Яковлевич, — мягко заговорил назвавшийся Путиловским. — Упаси вас Боже торопиться! Не открывайте рта ранее, чем взвесите ситуацию. А я вам помогу.

— Чего с ним цацкаться? На Фонтанке пусть думает! Вся ночь впереди! — вроде бы не выдержал, но на самом деле подыграл Путиловскому Медянников. Это была старинная сыщицкая игра «плохой и хороший».