Двойной Нельсон

— Оставляю вас, господа, оставляю! — пропел Дубовицкий и исчез, плотно притворив за собою дверные створки, прихотливо вырезанные из тяжелого мореного дуба.

Мгновенно стало тихо.

— Вы повели себя совершенным храбрецом. — Голос у Евгения Филипповича был низким и очень приятным. — Спасли человека?

— Спас — скромно сказал Вершинин. — Но он, к несчастью, умер в лечебнице той же ночью.

— Расскажите, как это было? Что вы увидели в подвале?

Крупные глаза Азефа гипнотизировали, и Вершинину пришлось напрячься, чтобы не рассказать всю правду.

— Там было трудно что-то видеть — дым, пламя. Я вытащил раненого... все, как описано в заметке.

— И никаких бумаг? — в лоб спросил Азеф.

Вершинин в душе ухмыльнулся: «Проверяет!» И сказал почти всю правду:

— Бумаги? Были.

— Вы их взяли. Прочитали, — утвердительно проговорил Азеф.

— А как же! Такая профессия — читать чужие бумаги.

— И что в них было?

Вершинин хладнокровно взял из открытого ящичка прекрасную сигару, серебряной гильотинкой обрезал кончик и, не торопясь, прикурил от свечи на ломберном столе. Только выпустив первый клуб дыма, он открыл Азефу истину:

— Инструкции по производству динамита. Хотите знать, как делают динамит?

— Я знаю, — коротко ответил Азеф. И все?

— И все.

Азеф налил в два бокала портвейна, жестом пригласил Вершинина присоединиться. Выпили. Портвейн оказался хорош.

— Я бы хотел взглянуть на бумаги. После короткой паузы Азеф закурил тоже. — Любопытства ради.

— Все бумаги я отдал полиции.

Азеф задумался, потом в знак согласия наклонил свою бычью голову на короткой шее:

— Правильно. Пусть учатся делать сами. Андрей Яковлевич, вы мне очень нравитесь. Я читал статью — вы так хорошо пишете, такое легкое перо. Завидую! Так мало одаренных людей! Я эсер. Нашей партии нужны вы и ваш талант. Не согласились бы вы периодически писать для нас?

«Черт!» — подумал Вершинин и даже стиснул зубы, чтобы не выкрикнуть незамедлительное:

«Да! Очень хочу!» Отсчитал про себя до десяти и только после этого открыл рот и произнес как можно равнодушнее:

— Революционные идеалы мне весьма близки. В гимназии я, знаете ли, входил в революционный кружок. Потом, правда, отошел от практической работы...

— Я знаю, — мягко остановил его Азеф. Мы с вами деловые люди. — Он достал из внутреннего кармана конверт и протянул его Вершинину Это аванс. Приятный вечер, не правда ли?

— Очень приятный! — искренне ответил несколько ошеломленный автор, но размеры аванса сейчас уточнять не стал, хотя судорожно хотелось залезть в конверт. — Евгений Филиппович! Давайте за знакомство, а?

— Отчего же нет? — поддержал его Азеф, и они подошли к столику к закусками.

По такому поводу решили выпить чего-либо покрепче. Шесть сортов домашней водки со льда являли собой приятное разнообразие. Азеф выбрал настоянную на березовых почках как более полезную для сердца, а Вершинин налил полынной горькой. Опрокинули в горло по большой рюмке и тут же закусили маринованной невской миногой с лимоном.

Действительно, от сердца отлегло.

— Давайте по второй? — Вершинин осмелел и немного размяк.

— Давайте, — просто согласился Азеф.

«Хороший человек!» — подумало золотое перо. На сей раз водками обменялись и одобрили выбор друг друга. Закусили маленькими волованами с начинкой из раковых шеек пополам с икрой. Волованы просто таяли во рту.

— Я вынужден уйти. Дела! — коротко попрощался Азеф, направился к двери и по пути взмахом руки указал в угол: — А вам, чтобы не было скучно, представляю Дору Марковну.

Вершинин поворотил голову в поисках невидимой дамы и застыл от удивления: в самом дальнем углу комнаты в кресле чернело нечто непонятное. Внезапно это непонятное убрало от лица веер из черных страусиных перьев и оказалось молодой женщиной с большими печальными глазами в половину бледного лица.

Все это время она незримо присутствовала здесь! А он вел себя как дешевый репортеришка! Она слышала все их разговоры про бумаги, видела, как он торопливо сунул деньги в карман. Господи, ну что же он за дурак такой?!

Женщина встала и медленно подошла к стоявшему истуканом Вершинину, протянула к нему узкой кости белокожую кисть.

Вершинин опомнился и припал к руке губами. От женщины пахло мускусными восточными духами.

— Зовите меня просто Дора.

Тихий мелодичный голос отозвался в помраченной голове Вершинина пасхальными колокольчиками счастья.

— Хотите водки? — спросил он совершенно автоматически и тут же ошалел от своей непроходимой тупости. — Извините! Я дурак! Даме — водку!

— Отчего же? — просто сказала Дора. — Я химик, значит, водку употребляю. Налейте.

После чего стало однозначно ясно: он влюбился!

* * *

Чудо спасло Евграфия Петровича от неминуемой погибели во славу зубатовского эксперимента: в самый разгар побоища отворилась дверь и на пороге возникла стройная и рослая фигура священника в черном облачении.