Двойной заговор. Сталин и Гитлер: несостоявшиеся путчи [с иллюстрациями]

16 мая. Корк начинает давать показания. Он сообщил, что военная организация правых (включавшая троцкистскую группу под руководством Путны, Примакова и Туровского) была частью более крупной организации правых, в которую его вовлек Енукидзе. Основной задачей группы был военный переворот в Кремле. Во главе военной организации стоял штаб переворота, в который входили Корк, Тухачевский и Путна.

19 мая. Фельдман дает показания, правда, попросив предварительно ознакомить его с показаниями других арестованных. Он называет имена более 40 командиров и политработников, в том числе Шапошникова, Гамарника, Дыбенко и др.

Из членов Политбюро с материалами следствия были знакомы только Сталин, Молотов, Каганович и Ворошилов. После получения показаний Корка и Фельдмана о подготовке военного переворота они дали санкцию на арест Тухачевского.

22 мая. Арест Тухачевского. 25 мая он был доставлен в Москву во внутреннюю тюрьму НКВД. Уже 26 мая он пишет: «…Заявляю, что признаю наличие антисоветского военно-троцкистского заговора и то, что я был во главе его… Основание заговора относится к 1932 году». Заговорил на первом же допросе!

22 мая. Арест Эйдемана. 25 мая он написал заявление на имя Ежова, в котором сообщал о согласии помочь следствию в раскрытии преступления.

28 мая. Арест Якира. 31 мая он подписывает заявление: «Я хочу… помочь ускорить следствие, рассказать все о заговоре и заслужить право на то, что Советское правительство поверит в мое полное разоружение».

29 мая. Арест Уборевича.

30 мая. От работы в Наркомате обороны отстранен начальник Политуправления РККА Я. Б. Гамарник.

31 мая. Самоубийство Гамарника.

Загадка быстрых признаний

Нет никаких сомнений, что на допросах арестованных били. И все-таки — почему они так легко давали показания, эти генералы и маршалы?! Один день, два дня, три дня — и высокопоставленные военные, те самые «люди исключительного мужества», которыми так восхищался Кривицкий, подписывают любые протоколы. Принято думать, что признаваться им было не в чем, что они были чисты, как стеклышко, и показания подписывали только под пытками или в надежде сохранить жизнь.

(Хоть бы подумали господа реабилитаторы, с таким надрывом говорящие о замученных генералах, кем они выставляют перед нами этих здоровых мужиков в форме, пример, опору и надежду державы. Спроси у любого офицера, кем он предпочтет прослыть — заговорщиком или трусом? И если они невиновны, то, может быть, и лучше для нашей армии, что она лишилась таких полководцев? Может ли быть сильной армия, руководимая слабодушными военачальниками?)

И все же — почему они признавались? Давайте вспомним еще двоих репрессированных военачальников. В то же время были арестованы комдив Рокоссовский и комбриг Горбатов. Их тоже допрашивали следователи НКВД, надо думать, в том же режиме, что и прочих. Ни тот, ни другой ни в чем не признались. Оба были освобождены. Блюхер не сказал ни слова и так и погиб на допросе. Подобную стойкость проявляли и другие арестованные, в том числе и женщины, и подростки. После войны, например, следствие по делу Еврейского антифашистского комитета шло четыре года. Подследственными были представители интеллигенции — не самые стойкие на земле люди. И все равно: те, кто давал показания, давали их после многомесячных допросов. Некоторые так и не признали за собой никакой вины.

Это просто нереально — в такие короткие сроки довести такое количество людей до состояния, в котором они покорно подписывают любые поклепы на себя и других. Какие только объяснения ни придумывали, чтобы оправдать удивительную нестойкость генералов.

И пытки, и изуверские психологические трюки, типа уговоров о том, что их признание нужно для партии, и т. п. И даже применение психотропных средств. И только одно объяснение, лежащее на поверхности, было не замечено. Представьте себе, что перед арестованным заговорщиком следователь выкладывает многочисленные подлинные признания его товарищей по заговору. Он читает показания и видит, что и то правда, и это правда, и там тоже правда… Вот удар неотразимой силы! Тогда человек может сломаться сразу и заговорить в тот же день.

На суде они тоже вели себя не совсем так. Если человек сломлен, если он готов подписать любые показания, он их подписывает и признает себя виновным в чем угодно. Но на суде многие обвиняемые, например, Якир и Тухачевский, признавая себя виновными в заговоре, отрицали шпионаж. Примаков, согласившийся со многими обвинениями, отрицал терроризм и упорствовал в своем отрицании. Казалось бы, не все ли равно, тем более что ни один подсудимый не обольщался по поводу того, каким будет приговор.

Собственноручно, с абзацами и комментариями