Двор халифов

Халиф искал идеи для монументального архитектурного сооружения, утверждающего его авторитет. За образец Мансур принял великие дворцы Сасанидов, чей облик отныне обеспечивал демонстрацию величия халифов: лишь в нескольких километрах от Багдада располагалась громада шахского дворца в Ктесифоне. Его огромная каменная арка, сохранившаяся до наших дней, является самым большим кирпичным пролетом, сооруженным в древности^{271}. Эта великая арка, даже лежащая в руинах и продолжающая рассыпаться, являлась наглядным примером величия и подвигала на повторение опыта Сасанидов. Для халифов она стала источником вдохновения и поводом к соревнованию. Согласно одному из рассказов, который вполне может быть неправдой, но все-таки вызывает благоговейное отношение к этому сооружению, Мансур попытался разобрать его, чтобы вновь использовать слагавший арку кирпич — но, как и те султаны Египта, которые пытались разобрать пирамиды, с удивлением обнаружил, что памятники древности способны противостоять усилиям потомков.

Существовали и другие персидские постройки, дававшие пример того, как монархи могут демонстрировать свою власть. По великой хорасанской дороге, там, где она начинала подниматься в горы Загрос, стоял дворец Сасанидов, называемый Каср-и Ширин (дворец Ширин). Должно быть, Мансур и его придворные знали о нем. Каср-и Ширин был более современным сооружением, чем Ктесифон; судя по сохранившимся руинам, он сочетал в себе два архитектурных элемента, которые позднее образовали ядро дворца Мансура и его наследников — зал-иван и купольное помещение.

Хотя от этого творения Мансура ничего не осталось, другой дворец Аббасидов по большей части дожил до нашего времени. Это строение в Ухайдире, примерно в 80 километрах к юго-западу от Куфы.[21] Дворец в Ухайдире — величественное сооружение, громадное и одиноко возвышающееся на плоской каменистой пустыне. Гертруда Белл, великий археолог и путешественник, посетила Ухайднр в 1909 году и написала о нем так:

Из всех прекрасных переживаний, которые я испытала на своем пути, первое появление на горизонте Ухайдира — самое памятное. Он вздымал из песка свои могучие стены, почти не тронутые временем, разрывая длинные линии пустоты громадными башнями, крепкими и массивными, будто бы являясь, как я поначалу подумала, творением природы, а не

человека^{272}.

Даже Арчибальд Кресуэлл, глубокий, но весьма сухой знаток ранней мусульманской архитектуры, был настолько задет им, что написал: «Ухайднр в своем одиночестве — одно из наиболее впечатляющих сооружений, которые я когда-либо видел»^{273}.

Дворец стоит внутри высокой прямоугольной ограды-укрепления размером 175 на 169 метров — если верить источникам, это лишь немногим меньше, чем занимала резиденция Мансура. Степы имели высоту около 17 метров — почти такую же, как степы Круглого Города в Багдаде, и так же, как в Багдаде, усилены множеством круглых башен. Посетитель проходил через главные ворота и под опускную решетку. Такие решетки были известны уже римлянам и часто использовались в раннемусульманской военной архитектуре. Однако, в отличие от классической железной решетки западных средневековых замков, арабские устройства подобного типа были из сплошного дерева или железа, они поднимались и опускались вертикально. Посетитель проходил по темному коридору в зал с кирпичным сводом и с помещениями для охраны по обеим сторонам, а потом оказывался на резком свете большого двора, окруженного глухими галереями с остроконечными арками, поддерживаемыми колоннами. Во дворе, точно напротив входа, находился открытый иван

с квадратным порталом.

В этом дворце иван был меньше, чем в Багдаде, — всего лишь 10 метров в ширину и 6 в длину, он перекрывался цилиндрическим сводом. Дверь в дальнем конце зала вела в квадратное помещение, в котором халиф или принц мог ожидать своих посетителей. Иван и зал приемов были окружены более мелкими комнатами, часть из которых имела великолепную отделку.