Двор. Книга 2

Тося хлопнула себя ладонью по темени, сказала неприличное слово и добавила: а за Ефима, сколько издевалась над ним и донимала, — за это будет особый паек.

— Господи! — схватилась за голову Катерина. — Что за люди: ни стыда, ни совести. Я человеку сделала добро, одна, весь двор отвернулся, а теперь меня такими словами!

У Катерины выступили слезы, видно было, что действительно сильно переживает, Тося после своей вспышки вдруг сникла, вся сморщилась, как будто постарела на десять лет, Ляля опустила голову и не решалась поднять, а товарищ Дегтярь посматривал то на одну, то на другую, стараясь поймать взгляд.

— Молчим, — громко произнес он, — и боимся посмотреть в глаза. А я не поленюсь и поднесу каждой зеркало, чтобы увидели свое настоящее лицо.

Катерина встала, пошла к дверям, обернулась, глянула на товарища Дегтяря, на женщин, потом опять на товарища Дегтяря и помахала кулаком:

— Я подыму на ноги всю вашу Одессу, я раскрою все ваши подлые гешефты. Мне чужого не надо, но своего не отдам.

— Сплетница! — крикнула вдогонку Ляля. — Она думает, ей даром пройдет.

Товарищ Дегтярь велел успокоиться, сообщил, что у него еще на целый вечер работы, и просил заглянуть через пару дней: насчет комнаты он поговорит в Сталинском райисполкоме. Будем надеяться на хорошее.

Женщины вышли вдвоем, минут через пять Ляля вернулась. Иона Овсеич остановился на пороге, гостья немного смутилась, но тут же объяснила: она так возмущена поведением Катерины, что не может найти себе места.

— Я вижу, — сказал Иона Овсеич. — Но хвастать здесь нечем, скорее, наоборот.

Ляля всплеснула руками: надо быть из чистого золота, чтобы после всего еще призывать других к спокойствию!

— Короче, — перебил Иона Овсеич, — ты пришла с конкретным предложением или просто выговорить душу?

Первое впечатление было, что вопрос застиг Лялю врасплох, она даже приоткрыла рот и на секунду застыла, но тут же ответила, да, с конкретным предложением: надо отдать Катерину под суд за клевету и сплетни.

Иона Овсеич попросил Лялю зайти в комнату, оба присели на кушетку, за окном потихоньку кружил снег, и задумчиво произнес: иногда прямо поражает, как простые люди скоры на расправу. Откуда это? Откуда такая нетерпимость?

Ляля опять всплеснула руками: нетерпимость! Господи, человека ни за что ни про что оскорбили, оклеветали, а он еще берет под защиту!

— Дорогая моя Орлова, — горько усмехнулся Иона Овсеич, — если бы товарищ Дегтярь руководился чувством личной обиды или мести, за тридцать лет надо было бы отдать под суд полдвора, включая сюда и Орлову.

Ляля глубоко вздохнула: да, это действительно так.

— А между тем, — хлопнул в ладоши Иона Овсеич, — Дегтярь с Орловой сидят рядышком на одной кушетке и воркуют, как голуби.

У Ляли немного затуманились глаза, веки отяжелели, как будто клонит ко сну, Иона Овсеич положил свою руку гостье на колено, казалось, совсем голое, такой тонкий чулок, слегка потер, похлопал и сказал:

— Надо воспитывать, а не карать. Орлова не Лапидис, Катерина Чеперуха не Котляр и даже не покойный Граник.

Насколько товарищ Дегтярь был прав, подтвердилось уже на следующий день. Катерина постучалась в дверь, Иона Овсеич с трудом уговорил ее переступить через порог, она все время прижимала руки к груди и безостановочно просила, чтобы ее извинили, называла себя дурой, хамкой и всякими другими словами. В конце концов Иона Овсеич должен был повысить голос и потребовал от нее уважения к самой себе, ибо складывалась слишком неприглядная картина: с одной стороны, хамство, с другой — угодливость и пресмыкательство.

Постепенно Катерина успокоилась, сказала про своего Зиновия, что от него в доме проку, как от козла молока, приходится самой везде хлопотать и, в заключение, просила Иону Овсеича, как родного отца, заступиться за правду.

— Иными словами, — уточнил товарищ Дегтярь, — за то, что тебе в данном случае выгодно.

Катерина опять взялась повторять, как было дело, когда Ефим вернулся из заключения в Одессу, а Бирюки занимали его квартиру, но товарищ Дегтярь перебил и напомнил всю правду: он один был тогда категорически против прописки Граника, зато сердобольная Малая и добряки Чепрухи захотели выглядеть хорошими, при этом пошли даже на прямой обман, а теперь получается по присловью: як тревога, так до бога!

Гостья понурилась, возразить было невозможно, хозяин барабанил пальцами по столу, встал, прошелся по комнате, постоял у окна, мороз разрисовал стекло длинными, как у пальмы в Аркадии, листьями, и вдруг спросил:

— А как бы ты повела себя, если бы не было на свете Дегтяря?

Катерина немного растерялась, но подумала и сказала: такие люди, как Иона Овсеич, должны жить по сто лет.

— Нет, — стоял на своем хозяин, — а все-таки: как бы ты поступила, если бы не было на свете товарища Дегтяря? Или, допустим, не стало.

Катерина опустила глаза, на лбу собрались морщины, Иона Овсеич просил не торопиться, а продумать как следует.

Прошла минута, другая, Катерина развела руками и со всей искренностью призналась: нет, она не может представить себе, чтобы товарища Дегтяря не стало.