Двор. Книга 2

Когда угомонились, Марина велела мужу немного подвинуться, а то чересчур душно, легла посвободнее, руки поверх одеяла, и тихонько засмеялась. Андрей Петрович пожевал губами, сильно пересохло во рту, она опять засмеялась и сказала:

— Чего-то хотела Овсеича представить себе, как они с Орловой это делают. Не могу.

Андрей Петрович ответил, что ему неинтересно, жена обиделась — спи, спи, тебе чего, свое получил, — приткнулась головой к его плечу и почти вмиг заснула. Он приоткрыл форточку, сел на подоконник, в комнату залетали одинокие снежинки, закурил, перед глазами, как будто в театре, действие первое, действие второе, вставал минувший вечер, и от каждой подробности брала досада. Все было не так — и вопросы не те, и ответы не те, и все слова не те, а надо было с ходу, да в лоб: слушай, ты, Дегтярь Овсеич, какое твое собачье дело, чего раздаешь чужие квартиры! Вот тогда бы и посмотрели, кто вперед глядит, а кто — назад.

— Ах, стервец, — выругался вслух Андрей Петрович, — вижу я твое вперед, аж нафталином блестит!

Марина застонала во сне, пошарила рукой слева, где лежал муж, Андрей Петрович прикрыл форточку, опустил ноги в шлепанцы и тихонечко перебрался на диван. Марина опять провела рукой, пальцы, как у лунатика, искали вслепую, нащупали резинку трусов, скользнули по животу внизу, изогнулись, словно захватили грушу, и замерли. Андрей Петрович сладко потянулся, еще раз подумал про Дегтяря, какой стервец, ворвался в чужой дом, набил, наколотил, но в этот раз большой злобы не чувствовал, зарылся лицом в Маринины волосы и заснул.

Иона Овсеич, когда вернулся к себе, еще немного посидел за столом, сделал несколько выписок из сообщения ЦСУ о выполнении плана развития народного хозяйства за тысяча девятьсот пятьдесят второй год, затем, уже в постели, мысленно перебрал весь разговор с Бирюками. Марина сегодня понравилась, чувствуется, что женщина с характером, от своего не отступит, а сам майор, чуть дело поближе коснулось гражданской жизни, оказался еще совсем зеленый. Иона Овсеич выключил свет, в темноте представил себе растерянное злое лицо Андрея Петровича, невольно улыбнулся, затем пришел на ум старый Чеперуха, весь в морщинах и мозолях, настоящий биндюжник с Пересыпи. Настроение немного испортилось, через тридцать пять лет надо с человеком начинать весь разговор сначала, и опять вылез вперед Бирюк со своими колючими, как у того мужичка с ярмарки, глазами. Н-да, зеленый, зеленый, но такой, дай ему только дорогу, полезет и будет переть во все четыре стороны, как танк, тут попробуй его остановить.

В левом боку вдруг кольнуло, видимо, неудачно лег, Иона Овсеич даже вскрикнул, однако тут же прошло, только вспотели немного руки, и появилась неприятная слабость. Под утро кольнуло еще раз, сквозь сон казалось, что откуда-то извне грозит опасность. Иона Овсеич проснулся, минуту-другую сохранялось тревожное состояние, затем рывком сбросил одеяло, завязал покрепче тесемки кальсон, а то за целый день разбалтываются, заставил себя сделать небольшую зарядку, растер мокрым полотенцем шею, грудь, руки до самых локтей, включил электроплитку и поставил чайник, чтобы зря не терялось время, пока будет одеваться. Когда застегивал манжеты, оторвалась пуговичка, первое желание было просто подвернуть рукав, как-нибудь продержится день, а там можно поручить Орловой, но мелькнула неприятная мысль, что с таких вот пустяков и начинается иждивенчество, взял иголку, катушку ниток и пришил как полагается.