Двор. Книга 2

А чего не знать, пожала плечами Катерина, для себя на праздники сами варили. Отец с охоты дичь приносил, закуска была. И она с ним ходила, отдельно свое ружье имела, а так, когда от училища была свободна, дома за коровой ухаживала, чушку кормила, если матери недосуг был. Но вообще мать не давала: учиться, говорит, тебе надо, руки беречь, чтоб не сильно загрубели.

— А ну, покажи свои руки, — приказал Иона Овсеич. Катя положила на стол ладонями кверху, потом наоборот, ладонями книзу. Иона Овсеич погладил своей рукой, немножко помял пальцами и сделал вывод, что эти руки, если имели дело с коровой, так только с ее молоком, когда в доме не хватало воды помыться.

— Ой, какие вы! — зажмурила глаза Катерина. Иона Овсеич заерзал на своем стуле, опять вспомнил про самогон, говорят, у него совсем нехитрая технология в домашних условиях, но Зиновий неожиданно встал, потянул жену за руку и спросил, уже возле дверей, как будет дальше: Дегтярь сам поставит в известность насчет комиссии или надо напомнить о себе?

— Напоминать не надо, — сказал Иона Овсеич, — мы сами хорошо помним.

Дома, только переступили порог, Зиновий набросился на жену: зачем она разговаривала с Дегтярем, как будто хотела задобрить! Катя возразила, что она не задабривала, просто вежливо разговаривала, а скандалить можно у себя в семье и не надо ходить в гости.

Нет, стоял на своем Зиновий, все поведение его жены от начала до конца пахло за три версты подхалимством, и то, что она рассказывала про себя и свою семью, — тоже подхалимство: когда люди хотят задобрить начальство, они всегда откровенничают.

От упреков мужа и обиды Катя расплакалась, и свекровь со свекром целиком взяли ее сторону: пусть Зиновий не будет такой умный и независимый, на словах каждый умеет, а на деле останешься со своим гонором и всю жизнь будешь светить голым задом.

— Олухи, — закричал Зиновий, схватил костыль и с силой ударил о пол, — олухи царя небесного!

Оля замахала руками: Боже мой, пусть будет тихо, пусть будет немножко тишины в доме. Иона взял со стола графин, отпил до середины, кадык перекатывался, как у лошади, бросился прямо в одежде на постель и накрыл голову газетой. Минут через десять, у других уже остыло, Иона вскочил, нахлобучил свой картуз и хлопнул дверью.

Около двенадцати, радио кончало последние известия, в квартире Чеперухи поднялся очередной тарарам и держался до часа ночи, пока Клава Ивановна не постучала и лично не вмешалась.

Утром Марина Бирюк вышла пораньше, чтобы достать на Привозе пару кило картошки, встретила в подъезде Иону и спросила: это ей показалось или на самом деле во дворе целую ночь стоял гармидер, как будто резали и грабили?

— Марыночка, — вежливо ответил Иона Чеперуха, — не имейте плохую привычку из чужого несчастья делать себе театр.

— Иона, люба моя, — засмеялась Марина, — если каждый будет делать себе театр из чужого несчастья, так куда поденется то несчастье!

— Марыночка! — Иона по-кавалерийски взял женщину за руку, прикоснулся губами и четверть минуты стоял неподвижный, как на карауле.

С понедельника Марина Бирюк устроилась на работу по специальности — бухгалтером в столовой ОРСа госуниверситета, на улице Пастера, угол Советской Армии. Клава Ивановна поздравила первая и сказала: такую работу надо поискать!

Товарищ Дегтярь просил Клаву Ивановну проконтролировать лично, чтобы председатель женсовета Анна Котляр не пустила на самотек помощь семье офицера Бирюк, поскольку Марина с понедельника вышла на постоянную работу, а дома двое детей и престарелая мать-инвалид.

Аня Котляр сделала хороший почин: до середины дня она сама просидела в квартире Бирюк, старуха, как все старухи, немножко капризничала — принеси, забери, не топай, не стучи, а Зиночка — просто золотой ребенок.

После обеда пару часов присматривала Дина Варгафтик, на следующий день с утра пришлось Клаве Ивановне, поскольку все женщины были на смене. До конца недели по очереди заходили опять Аня Котляр, Дина Варгафтик, Тося Хомицкая и Оля Чеперуха, а Гизелла Ланда два раза забирала Зиночку к себе домой и давала уроки по музыке.

Чтобы не допустить путаницы, на будущую неделю составили строгий график, но уже в понедельник утром, когда была очередь Оли Чеперухи, дежурство сорвалось по непредвиденным обстоятельствам: как раз в это время у Кати начались схватки, и надо было срочно отвезти в роддом.

Во второй половине дня Тося смогла уделить минут двадцать, не больше, Зиночка осталась без присмотра, убежала на улицу, и старуха чуть не умерла от страха, пока Марина не вернулась со службы и сама не пошла искать.

В пятницу картина опять повторилась, свекровь потребовала, чтобы Марина пожаловалась Дегтярю, который у них главный, а если не примет меры, пусть на самого Дегтяря жалобу напишет.

— Мама, — сказала Марина, — ну чего бы я молола чепуху: не знаете — помолчите. Люди за голое спасибо делают.