Дворец райских наслаждений

— Убить! — крикнул кто-то. К этому крику присоединился еще один человек. Вскоре уже звучал целый неуверенный хор напуганных жителей, требовавших смерти пастора Джона. Наконец кивнул и старейшина Ян, глаза которого расширились от ужаса:

— Да. Убейте его. Убейте его для нас.

— Сюда его! — приказал Жэнь Жэнь, и воины подтолкнули к столу связанного пастора, изо рта которого торчал кляп. — Ты тоже иди сюда. — Старейшина Ян поспешно встал подле Жэнь Жэня.

— Ну и как ты собираешься его прикончить? — осведомился Жэнь Жэнь. — Чего желаешь? Нож? Топор? Вилы? Я-то знаю, у вас, крестьян, воображение богатое. Ох, да ты, наверное, хочешь, чтобы я его прирезал. Нет, нет, нет. Так не пойдет. Давай-ка сам, старейшина. Как-никак, это твоя деревня.

Некоторое время Жэнь Жэнь играл с Яном, но потом ему это надоело. Он выхватил нож и вложил его в руку старейшине.

— Сердце здесь, — сказал он. — Воткни, и дело с концом. Представь, что барана режешь.

Ян повернулся к пастору:

— Прости, — у старейшины кривился рот, — прости, старина Ван, но он меня заставляет…

Глаза пастора Джона сверкнули. Он с презрением посмотрел на Яна.

Старейшина зажмурил глаза и, схватившись за нож обеими руками, со стоном вогнал его в грудь Джона. Жэнь Жэнь подался вперед, внимательно всматриваясь в лицо пастора. Увидев, как глаза старика расширились от боли, Жэнь Жэнь улыбнулся.

— Ну что, доволен? — прошипел он. Из-за кляпа раздался сдавленный хрип. — Еще будут вопросы о моих правах? — Воины отпустили пастора, и он упал на землю. Жэнь Жэнь плюнул на бьющееся в агонии тело.

Толпа в молчании взирала на казнь пастора Джона. Тишину разрывали лишь крики жены и двух дочерей пастора, которые тщетно пытались прорваться к телу мужа и отца сквозь кордон боксеров. С ленцой Жэнь Жэнь отметил, что одна из девочек, румяная, очень красива. «Славный будет матери подарок», — подумал он. Матушка Лю вечно ищет новеньких. «И возраст у девочки подходящий, — мелькнула мысль. — Ладно, потом. О ней подумаем позже».

— Ну, кто следующий? — спросил он у залитого кровью Яна. Старейшина тяжело дышал, глядя на нож, который сжимал в руке. — В следующий раз будем действовать более методично. Договорились?

* * *

Селян пришлось некоторое время уговаривать, но в итоге они все-таки указали на христиан. Боксерам не составило никакого труда собрать их в кучу и загнать в небольшой дом на площади, который пастор Джон использовал в качестве церкви. Сопротивления оказано не было. Люди были напуганы боксерами, спектаклем, устроенным Жэнь Жэнем, унижением сестры Елены и убийством пастора Джона. Даже Миллер Чжан с сыновьями покорно отдали ножи и смиренно проследовали за остальными в церковь ждать своей участи.

А ждать ее пришлось не долго. Первыми на суд, что Жэнь Жэнь устроил на площади, вызвали семью Чжана. Те же самые старейшины, что совсем недавно спорили с христианами, вновь сидели за столом. Теперь им предстояло судить своих соседей. За их спинами, подобно импресарио, любующемуся на свой труд, самодовольно ухмыляясь расхаживал Жэнь Жэнь.

Миллер Чжан с сыновьями вышли из церкви, щурясь и мигая от яркого солнечного цвета. Чтобы пройти к столу, им пришлось пробираться через толпу селян, многие из которых уже успели сбегать домой за вилами и мотыгами. Семейство Чжан ненавидели в деревне столь люто, что некоторые из крестьян стали колотить несчастных, прежде чем они добрались до стола.

Суд был скорым. Деревенский глава Ян уже оправился от потрясения. Более того, казалось, он был весьма доволен собой — ему удалось себя убедить, что убийство пастора Джона было благородным, даже героическим поступком. На суде так никто и не вспомнил спор о земельном наделе. Миллер Чжан был слишком горд, чтобы отречься от христианства. Он так много и часто говорил о глубине своей веры, что отпираться просто не было смысла. Также Чжан прекрасно понимал, что деревенский глава никогда не даст ему пойти на попятную, поэтому, когда еще сидел в церкви, решил, что мужественно примет смерть. Сложно сказать, насколько у него это получилось. По сигналу Яна вооруженные мотыгами селяне окружили Чжана с сыновьями и изрубили их на куски.

За Чжаном последовал сапожник. О нем спорили долго. Сапожник, в отличие от семейства Чжанов, за всю жизнь не обидел и мухи, поэтому врагов у него в деревне не было. Бедолага упал на колени, рыдая, повинился и обещал отречься от христианства. В конце концов пришлось вмешаться Жэнь Жэню, который указал на очевидный факт, заключавшийся в том, что все христиане прирожденные лжецы, поэтому ни в коем случае нельзя верить в искренность их раскаяния. Сапожник погиб под ударами мотыг.

Со следующей жертвой суд расправился еще быстрее.

— Похоже, вы начинаете осваиваться, — поздравил Жэнь Жэнь старейшин. — Очень хорошо.