Дворец райских наслаждений

— Старшая сестрица, нас может что-нибудь спасти?

— Боюсь, что нет, Лао И, — покачала головой Елена, чувствуя, как сердце разрывается на части.

— Вот как, — произнес он. — Я никогда не отличался умом. Никак не мог выучить Святое Писание. Отец Адольфус часто на меня сердился за то, что я путался, когда пересказывал Библию… Но ведь ты можешь ответить на мой вопрос? Неужели в нашей гибели есть какой-то смысл? Неужели Господь преследует какую-то цель?

— У Господа на все есть своя причина, — ответила Елена, пытаясь сдержать слезы. — Просто иногда мы о ней не знаем.

— Я так и думал, — кивнул Лао И. — Что ж, тогда нам нечего опасаться. Верно? Старшая сестрица, я рад, что ты будешь с нами до самого конца. Я знаю, ты не святой отец и даже не пастор-мирянин, но все-таки, может, ты прочитаешь для нас несколько молитв или гимны споешь? А мы уж подхватим. Некоторые из нас очень напуганы, а против страха лучше всего помогает молитва или гимн. Правильно?

Когда боксеры вновь явились в церковь за следующей жертвой, они с изумлением увидели возвышавшуюся у алтаря женщину, закутанную в тогу буддийского монаха, а возле нее — полукруг молящихся коленопреклоненных христиан. Женщина громким, хорошо поставленным голосом читала «Магнификат», а остальные бормотали вслед за ней слова молитвы. Когда боксеры похлопали по плечу Лао И, крестьянин быстро поднялся, в последний раз преклонил колена перед алтарем, а потом, расправив плечи, уверенно направился к двери. Воины последовали за ним. На этот раз не было ни плача, ни причитаний. Собравшиеся дочитали молитву до конца. Прежде чем дверь захлопнулась, Лао И услышал первые строчки гимна. Шагнув навстречу солнечному свету, он, перевирая мотив, грубым голосом подхватил:

Есу ай во, во чжидао,Шэнцзин шуого во хэньхао.

Еще пять раз боксеры заходили в церковь. Наконец в храме не осталось мужчин. Женщины продолжали петь, по щекам многих катились слезы.

Двери с грохотом распахнулись, и в церковь ворвался Жэнь Жэнь в сопровождении полусотников, деревенского главы Яна и нескольких крестьян, сжимавших в руках окровавленные мотыги и вилы. Женщины в страхе уставились на вошедших, но сестра Елена, не сводя глаз с Жэнь Жэня, демонстративно запела еще громче. Остальные дрожащими голосами подхватили. Так получилось, что они пели двадцать третий псалом. Его перевел доктор Аиртон, а сестра Катерина придумала к нему простую быстро запоминающуюся мелодию — у нее к этому был особый талант. Елена почувствовала, как слова псалма наполняют ее силой, дают ей цель, которую, как ей прежде казалось, она утратила.

— «Если я пойду долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу ввиду врагов моих…» — Она продолжала смотреть на Жэнь Жэня, шедшего через церковь, покуда он не отвел взгляд. Нервно рассмеявшись, он медленно принялся бить в ладоши, аплодируя.

— Хао! Хорошо! — крикнул он, словно зритель, выказывающий одобрение исполнителю арии из пекинской оперы. Остальные, осклабившись, последовали его примеру. Аплодисменты заглушили пение. Женщины замолчали и с ужасом, словно завороженные, уставились на капавшую с мотыг кровь.

Однако вошедшим не удалось запугать сестру Елену. Она закрыла глаза, чтобы собраться с духом, и громким, будто не своим голосом принялась читать «Отче наш»:

— Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое…

Жэнь Жэнь знал, что делать:

— Смотрите, ведьмы все плетут заклинания. Никак им не уняться! Так и просят, чтобы их сожгли. Разве им не повезло? Мы ведь пришли именно за этим!

Смысл его слов дошел до женщин не сразу. Наконец одна из них закричала, и молитва Елены потонула в глухом стоне, который сменился криками ужаса.

Жэнь Жэнь, почувствовав, что ему удалось перехватить инициативу, поднял руку:

— Красавицы, красавицы. Ну перестаньте же! Во-первых, мы сожжем не всех, а во-вторых — не сразу. Для начала мы с вами позабавимся. К чему быть расточительными? Тех, кто будет с нами поласковей, мы вообще убивать не будем.

По мере того как он говорил, мужчины окружали дрожащих от страха женщин. Уже всем стало ясно, зачем сюда явились боксеры, и некоторые из женщин тщетно пытались укрыть своих дочек от взглядов мерзавцев, отчего те сразу становились заметны. С вожделением один из крестьян притянул к себе девушку шестнадцати-семнадцати лет, вырвав ее из объятий матери, которая, рыдая, упала навзничь. Через несколько минут около дюжины девочек согнали в кучу у дверей. Мужчины продолжали бродить среди несчастных, высматривая себе новых жертв.

Одна из девушек постарше, сестра Елена ее узнала — она была женой крестьянина Чжана Айфаня, которого убили одним из первых, рванулась вперед и обхватила Жэнь Жэня за ноги.

— Возьми меня, — завизжала она. — Возьми! Я не христианка! Я не хочу умирать!

— На черта ты сдалась мне, уродина? — ответил Жэнь Жэнь, пинком отшвыривая ее назад. — Тут была одна, румяненькая. Чего-то я ее не вижу. А, вот ты где!