— Она готова и ждет вас,
— Мне известно о твоих беседах с казначеем Цзинем, — оборвал ее мандарин.
— Может, вы тогда все-таки подумаете? Просто подумаете. К тому же одним иноземцем больше, одним меньше. А потом… когда вы с ней закончите, я вам дорого заплачу, — умоляющим голосом произнесла она.
— Из тех денег, что ты получила от меня?
— Вы понимаете, какой опасности мы подвергаем себя, согласившись укрыть иноземцев. Нам с Жэнь Жэнем вы можете доверять, мы не скажем ни слова даже под страхом смерти. Наша преданность вам не имеет ни границ, ни цены. Однако если об иноземцах кто-нибудь узнает…
— Ответ вы получите завтра. В целом я согласен. Дорого же ты просишь за свое молчание, женщина.
— Ах,
— Нет, это ты сказочно жадна, Матушка Лю. Что мы так и будем молоть языком в коридоре или, может, ты все-таки позволишь мне войти? Здесь дует. Кстати, если я услышу у глазка хотя бы малейший шорох, то я лично донесу Железному Вану, что ты прячешь на верхнем этаже иноземцев. Как видишь, Матушка Лю, я тоже умею угрожать.
— Ах,
При виде ее смятения мандарин усмехнулся и, распахнул дверь, шагнул в комнату. Полог кровати был опущен. На ковре, покорно склонив голову, стояла Фань Имэй. Мандарин был рад ее видеть и довольно улыбнулся. Его снова потрясла красота девушки. Она напомнила ему Цзиньхуа. В юности друг был именно таким. Он даже узнал в опущенных глазах девушки столь свойственное Цзиньхуа выражение молчаливого неодобрения.
— Как твоя соперница, милочка? — спросил он.
— Она уже ждет вас,
— Ты рада, что я отбираю ее у твоего возлюбленного?
— Мне кажется,
— Ты вся в него, — рассмеялся мандарин. — Ты слишком хороша для этого жесткого мира. Ну и ну. Похоже, мой друг
— Я вас не понимаю,
Мандарин взял девушку за подбородок и ласково на нее посмотрел.
— Если бы ты не была дочерью моего друга, — с сожалением в голосе произнес он, — а я был бы моложе… Давай. Ступай. Ступай. Я пришел сюда к рыжеволосой. То, что случится здесь, касается только ее и меня. Имэй… — она замерла у двери. — Я никогда не забывал о твоем отце. Ты уж поверь, он бы тобой сегодня гордился. А теперь иди.
Она исчезла за дверью.
Мандарин вздохнул и потянулся. За тонкими розовыми занавесками виднелись красные простыни, сквозь которые проступали очертания тела лежавшей на кровати девушки. Он мог различить откинувшуюся на подушку голову в обрамлении пламени рыжих волос. Мандарин навострил уши и услышал тихий шелест ее дыхания. Ему стало интересно, что чувствует девушка, зная, что он здесь, ожидая, когда он вот-вот отдернет полог. Может, ей страшно? А может быть, она, наоборот, возбуждена? Он почувствовал в чреслах знакомое томление.
Он подождал, пока не успокоится. Мандарин гордился своим самообладанием. Восторг плотских услад заключен в их предвкушении. Чем дольше отсрочка, тем богаче награда. Он замурлыкал песню «хунаньских молодцов» — одну из тех, что некогда, совсем в другой обстановке, пел Цзиньхуа. Долгие годы мандарин не вспоминал об этой песне. Он замолчал, почувствовав за пологом движение. «Пусть подождет еще немного», — подумал он и снова глубоко вздохнул.
Медленно он стянул сапоги и халат, аккуратно повесив его на стоявшую в углу вешалку. Теперь на нем осталась только белая хлопковая пижама. Сперва он собирался снять и ее, но потом передумал, решив не торопиться и растянуть удовольствие.