— Да, да, милая… Жалко твою Фину. — Нужно было произнести сие искренне, но с не слишком глубокой прочувствованностью, и кажется, Натану это вполне удалось. — И что ж получается. Она ездила в Кишинев со своим поклонником. Потом вернулась с ним в Одессу и больше его не видела?
Росина не нашла в словах Натана излишней заинтересованности в сестре, потому ответила открыто и полно:
— Нет же. Не так всё было. В Кишинев она ездила… Ну, с другим человеком. («С благодетелем», — понял Натан.) Но там она что-то сделала и по поручению своего поклонника. В Одессе ей не терпелось рассказать ему об этом. А он… Он исчез. И больше не появляется в тех договоренных местах, где они раньше встречались.
Натану трудно было поверить в то, что он сейчас слышал. Однако же становилось всё очевиднее, что Финин «воздыхатель» — не кто иной, как шляхтич Гологордовский.
— Так, может, он просто бесчестный человек, — намеренно заострил рассуждения Горлис, чтобы прямее выйти на нужный ответ. — Просто решил расстаться и просто исчез, ничего не сказав.
— Ах,
— Или что,
— Поклонник рассказывал Фине, что совсем скоро в его жизни должны произойти великие изменения и тогда он прогонит прочь ее «благодетеля». И станет для нее всем. Будет только он — один.
Да, теперь уж сомнений в том, что тот, кого они обсуждают, — Гологордовский, не оставалось.
—
— Что ж ты хочешь, Росина, я слышу такую историю, возможно, о преступлении, об убийстве. И это всё с твоей сестрой, а значит — рядом с тобой! Я же волнуюсь.
Девушка прижалась к нему еще сильнее.
— А как так вышло,
— Что удивляться? Ты ранее и Фину почти не видел. У нас с ней с ней общие комнаты — гостиная, туалетная. Горничная, одна на двоих, приходит помогать (ты ж ее тоже ни разу не видел). А у Фины, кроме того, есть черный ход из комнаты.
— Вот как? Экая хитрая.
— Да, она же старше. Поэтому имеет первое право выбора. А что ж ты меня не ревнуешь, Ниэль, не спрашиваешь, видела ли я его?
— Ну, конечно, ревную. — Пылкий Натаниэль крепко обнял ее, чуть не до хруста в костях. — И отвечай немедленно, негодная, видела ли ты сего поклонника кузины?
Росина рассмеялась, как от щекотки, а потом ответила, совсем серьезно:
— Не видела.
Так, выходит, портретный рисунок Гологура-Гологордовского показывать Росине смысла нет. И про покалеченный палец спрашивать тоже. Но как же получить подтверждение того, что Финин «воздыхатель» и Гологордовский — одно лицо? Однако же подтверждение пришло следом, само, в легкой болтовне Росины.
— …Но о его приходе я узнавала по тому, что сестра угощала меня салатом из селедки с апельсинами и травами или селедочным муссом.
— Что, и такое бывает?
— Да,
О господи! После зрелища в бочке с селедкой, открывшегося ему в рыбной лавке, Натан не мог думать о селедке, не хотел слышать рецептов с ее присутствием. Но при всем том какой-то частию своего сознания он успел подумать: «Тоже мне “селедочный мусс”, тот же бродский форшмак, только обрезанный — без яиц и яблок с луком».
— Прекрасный рецепт,
— Ни разу! Вот только разве что…
Натан, как мог, сдерживал сердце, чтобы оно опять не стучало слишком громко. А ведь Видок учил его и этому — как уметь успокаиваться в самых разных ситуациях. Нужно размеренное, под счет, чередование вдохов и выдохов. Пока считаешь, отвлекаешься — а значит, успокаиваешься. Не говоря уж о том, что правильное дыхание и само по себе благотворно.
Вот, успокоился до нужной кондиции, можно спрашивать.
— Что,
— Финин любимый так доверял ей, что оставил на хранение свои бумаги. Правда, они на русском и, кажется, еще на польском.
— Так что ж тут странного? — сказал Натан. — Кому ж еще доверять, как не своей любимой. К тому же она по-русски и по-польски не читает.
— Она-то нет, — сказала Росина. — Однако к ней в комнату иногда приходит «благодетель».
«А к Росине — никогда!» — попутно подумал Натан. И хотел уж, было, возгордиться собой и своею любимой. Но потом злая часть его души напомнила, что в Росининой комнате нет черного хода. И пристыженная половинка души спряталась, свернулась где-то в закутке.
— Да уж, Абросимов, небось, по-русски неплохо читает.
После сих слов Росина удивленно посмотрела на Натана, мол, откуда он знает личность «благодетеля» ее сестры. Но быстро вспомнила, что сама же ему об этом и рассказала. А чтоб дать понять, что это тайна, каковую лучше лишний раз не произносить, дабы ненароком не выдать, приложила свой сладкий пальчик к его губам.