Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века

Карьеры землемеров и составителей генеральных планов складывались по-разному, а некоторые — наиболее поучительные — попадали на страницы ПСЗ. Неоднократно в указах и высочайше утвержденных докладах возникала фигура некоего полковника Дьякова. Началось с того, что составленные им, а также Московской губернской межевой канцелярией карты Серпуховского уезда были представлены в Межевую экспедицию Сената в 1770 году. План Межевой канцелярии оказался крайне небрежным, с «погрешностями» и «неисправностями», которые в дальнейшем неизбежно породили бы споры и тяжбы. Было очевидно, что директор чертежной инженер-майор Горихвостов «совсем надлежащего смотрения и в верности планов наблюдения не имел». Напротив, карты, начерченные под руководством Дьякова, были выполнены гораздо тщательнее и, что особенно важно, давались в цвете. Эта история и была воспроизведена в сенатском указе Об означении красками на всех уездных и специальных планах: селений, межей, дорог и всей ситуации^{1320}. Через год Дьяков благополучно занял пост директора чертежной, сменив незадачливого инженер-майора Горихвостова^{1321}

, а в 1777 году уже в чине статского советника упоминался в сенатском указе как директор чертежной Смоленского и Новгородского наместничеств^{1322}. Совсем по-другому сложилась судьба землемера Калужского наместничества Редькина, который план по Новосильскому уезду не составил, в должности появлялся редко, всегда в нетрезвом состоянии, а потом вообще исчез. В Межевой канцелярии его поджидали, чтобы «за невоздержанное состояние» из землемеров исключить и дать самый нелицеприятный аттестат, о чем и был отправлен рапорт в Межевую экспедицию Сената. Делом чрезвычайно заинтересовались и, учитывая государственную важность Генерального межевания, издали закон О воспрещении Межевой канцелярии, чтобы она уездных землемеров не отрешала сама собою без указа из Межевой экспедиции^{1323}.

Страсти по межеванию не утихали более столетия, инициировав тем самым сотни новых указов. Однако наиболее распространенными сюжетами, попавшими на страницы ПСЗ,

стали не драки с землемерами и не тяжбы с соседом-помещиком, а самые разнообразные случаи взяточничества и лихоимства.

«Богомерзкое мздоимство» и курьез с откупами

Непререкаемой государственной ценностью в России века Просвещения был «благоразумный государственный порядок», «недреманное наблюдение целости всего отечества» и «законное правосудие», не помраченное «ни душе вредным коварством, ни лихоимством богомерзким»^{1324}

. Комплексный анализ законодательных источников позволил воспроизвести идеальный для власти образ служащего дворянина второй половины XVIII века[209]. Абсолютизм требовал от представителей высшего сословия «исполнения повелений начальников без отмены малейшей», «точного нелицемерного отправления должности», «радения». Особенно власть предостерегала от «взяток», «лихоимства» и «корыстолюбия»^{1325}. Манифест от 28 июня 1762 года О вступлении на престол Императрицы Екатерины II

содержал типовую форму «клятвенного обещания», в соответствии с которым все подданные торжественно присягали «верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться», «поступать, как доброму и верному Ее Императорского Величества рабу»^{1326}. Чиновникам и судьям предписывалось воздерживаться от «лихоимства» и помнить, что они служат «Богу, Монарху и отечеству, а не чреву своему». Взывая к «обличенной совести», власть напоминала всем «мздоимцам» как о «суде Всевышнего», так и о «собственном гневе и отмщении»^{1327}.

Законодательство екатерининского правления подробно воспроизводило многочисленные инциденты неправомерных поборов. Сведения о взятках появлялись в указах почти каждый месяц, что говорит о повсеместном распространении этого служебного порока и в столицах, и в провинции. «Таковым примерам, которые вкоренились от единого бесстрашия в важнейших местах, последуют наипаче в отдаленных […] и самые малые судьи, управители и разные к досмотрам приставленные командиры»^{1328}. Верховная власть была в курсе, что брали за все и всем, чем можно. «Мы уже от давнего времени слышали довольно, а ныне и делом самым увидели, до какой степени в государстве нашем лихоимство возросло: ищет ли кто места, платит; защищается ли кто от клеветы, обороняется деньгами; клевещет ли на кого кто, все происки свои хитрые подкрепляет дарами»^{1329}, — писала Екатерина в самом начале своего правления.