Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века

Указ не поощрял излишней роскоши и в украшении строений: «И те губернаторские и воеводские дворы и канцелярии и в них двери и окошки из казенной суммы строить одним добрым плотничьим топорным мастерством, а столярного и инакого строения избегая». Если же кто-то из губернаторов или воевод желал убрать свои хоромы «столярным мастерством и протчим украшением», то эта работа должна была производиться «из своего кошту».

Исходя из этого указа, Камер-коллегия рассудила, что на чертеже саратовского воеводского дома омшаник на первом этаже и три летних покоя на третьем этаже были излишними, так же как одна людская изба и конюшня. А потому предписывалось «учинить вновь чертеж и тому всему строению во что оное может стать смету по самой справедливости без излишества, избегая излишних расходов»^{406}.

После такого урока скромности и бережливости саратовские власти, по-видимому, долго не решались беспокоить правительство просьбами о казенном строительстве. Лишь в июле 1761 года воевода князь Мельхисидек Баратаев вновь поставил вопрос о строительстве воеводского дома и острога. Он сетовал на то, что вынужден «иметь квартиру чрез наем из своего собственного капитала во обывательском доме»^{407}. Планы строений и смета были отправлены в Камерколлегию^{408}. «План прожекта для построения воеводского дому» 1761 года значительно отличается от чертежа 1749 года[73]

. План выполнен с использованием масштаба. Фасад жилого дома и боковые фасады служебных построек должны были выходить на улицу и располагались симметрично. Одноэтажный жилой дом в форме широкой буквы «П» имел со стороны улицы восемь окон, а со стороны двора два ризалита, между которыми, возможно, предполагался навес. Кроме залы дом должен был иметь четыре покоя. Строгая симметрия построек свидетельствует о знакомстве планировщика с принципами классической архитектуры. На этот раз воеводский дом должен был обойтись в 1328 рублей 3 копейки^{409}. Проект 1761 года соответствовал требованиям, предъявлявшимся к домам воевод провинциальных городов, хотя центром провинции Саратов стал только в 1769 году. Однако проект по каким-то причинам не устроил самого саратовского воеводу. В рапорте от 29 ноября 1769 года воевода Баратаев указывал, что рядом с воеводской канцелярией удобного места для строительства дома нет, а потому просил дать разрешение на покупку из казны готового двора с «каменными двумя покои и одною кладовою» и с необходимыми надворными постройкам^{410}. В мае 1762 года последовал указ Петра III о возведении в Саратове каменного воеводского дома

^{411}, но его дальнейшая судьба остается неизвестной.

^{План воеводского двора в Саратове 1749 года. (РГАДА. Ф. 273. Оп. 1. № 30222. Дело о постройке воеводского двора и острога. 1749).}

План воеводского дома в Саратове 1761 года. (РГАДА. Ф. 273. Оп. 1. № 31488. Дело о постройке воеводского двора и острога. 1761–1762. Л. 1.)

Неосуществленные попытки строительства казенного воеводского дома в Саратове в середине XVIII века свидетельствуют о том, что саратовские воеводы не считали себя рядовыми администраторами уездного города[74]. По крайней мере их строительные амбиции были не ниже губернаторских. Случай с воеводским домом в Саратове стал основанием для сенатской регламентации казенного губернаторского и воеводского строительства.

* * *

Обобщая разрозненные заметки о саратовских воеводах первой половины — середины XVIII века, следует обратить внимание на то, что, вопреки существовавшей со времен допетровской Руси традиции, не приветствовавшей связи воевод с местными интересами, воеводы Саратова проявляли явное стремление закрепиться в волжском городе. Более сорока лет была связана с «низовыми городами» семья Бахметевых. А братья Беклемишевы «угадываются» здесь с 1706 по 1744 год. Связи воевод с местным населением выходили далеко за пределы их служебных обязанностей. Будучи, по сути, агентами центрального правительства, воеводы-дворяне обзаводились в Саратове широкими личными, родственными, имущественными и хозяйственными связями. Особенно широко они вовлекались в городское товарное скотоводство, торговлю скотом и солью. Наличие обширных городских земель, близость кочевников-скотоводов и соляных промыслов, контроль над волжской торговлей создавали для воевод исключительно благоприятную экономическую конъюнктуру. Управление калмыцкими делами, а позже — Соляной конторой придавало саратовским комендантам и воеводам солидный «политический» вес, ибо сосредотачивало в их руках значительные материальные и людские резервы, позволяло напрямую общаться с центральными органами власти, минуя губернское начальство. Наличие же свободных земель в округе было залогом дальнейшего закрепления потомков воеводских дворянских фамилий в Саратовском Поволжье.