Двуявь

– Хороший образ, – одобрил он, – но есть одна маленькая загвоздка. Я тоже, когда был молод, сидел и всматривался в будущее. Надеялся, что выйдет, как у Алисы, и боялся, что скатимся к Терминатору. Всё, как ты говоришь. А в результате получил Обнуление. Это и есть твой стереоскоп?

– Ну вот, всё опошлил, – она поморщилась. – Чем ты в тот год, кстати, занимался?

– Дописывал диссертацию на истфаке.

– Смешно. Но у меня смешнее. Я в МГУ училась на первом курсе – журналистка, блин, начинающая, акула пера. А на Новый Год приехала домой сдуру – родители упросили. Прикинь, если б не они, жила бы сейчас в Москве.

– Той Москвы, может, и нет давно.

С минуту они угрюмо молчали, потом Римма спросила тихо:

– А конкретно ту ночь ты помнишь? Ну, когда…

– Помню, – ответил он. – Такое разве забудешь?

***

– Ой, ну наконец-то! Надюша, Марк, мы думали, вы уже не придёте! Пятнадцать минут до Нового Года!

– В натуре, Марчелло, вы чё там, с дороги сбились? Заплутали в торосах?

– Да от Надькиных родичей еле вырвались, потом ещё такси дожидались…

– Дублёнка новая, Надь?

– Да, Ир, как тебе?

– Вау! Ты прям снежная королева!

– Ух, спасибо! Видели, кстати, сколько снега навалило? Как в сказке!

– Не говори! Давайте в комнату, сейчас садимся уже…

Стол, необъятный как палуба авианесущего крейсера, стремительно обрастал тарелками, блюдами и салатницами. Между ним и кухней метались барышни в последнем пароксизме энтузиазма, а парни, потирая ладони, приглядывались к бутылкам. Всего гостей было около дюжины, стоял гомон, да ещё поддакивал телевизор. В углу томилась пленная сосенка, скованная гирляндами.

– Блин, Ельцин сегодня задвинул – это вообще атас! Гундосил, гундосил, а потом вдруг: «Я ухожу». Это ж, блин, ё-моё…

– А я пропустил, как назло. То есть по радио-то слышал, но интересно бы на его физиономию глянуть.

– Сейчас стопудово повтор покажут.

– Слушайте, а серьёзно, чего он вдруг? С какого перепуга?

– Да фиг ли. Глаза продрал с бодунища и решил – достало, ну его нафиг…

– Не, пацаны, он хоть и алкаш, но ушёл красиво. Я аж зауважал напоследок.

– Странноватая логика. Если красиво ушёл, то всё остальное, что до этого было, уже, типа, не считается?

– А у тебя какие к нему претензии? Вот у тебя конкретно? Голодаешь? Бомжуешь? Вокруг посмотри! Стол, блин, чуть не ломится, бухла – хоть упейся…

– А что заводы стоят, тебя не смущает? Тот же авиаремонтный хотя бы?

– А чё ты мне про заводы? Ты за себя базарь, не переводи стрелки!

– Мальчики, – сказала Ира, – не ссорьтесь. И телевизор погромче сделайте, сейчас начнётся уже.

Южнокорейское чудо техники с плоским экраном и пугающе огромной диагональю предъявило «гаранта конституции» зрителям. Тщательно причёсанный, но обрюзгший и постаревший, тот сидел, уставившись в камеру, на фоне ёлки и триколора с гербом. У орла на флаге виднелась лишь одна голова, другую же прикрывала (будто отсекала ножом) портьера – эта деталь почему-то бросилась в глаза Марку.

– Дорогие россияне, – сказал «гарант», – осталось совсем немного времени до магической даты в нашей истории. Наступает двухтысячный год – новый век, новое тысячелетие…

– Магической? – пробормотали за столом. – Гэндальф наш, ёпрст…

– Между прочим, – тут же встрял кто-то, – двухтысячный год относится ещё к двадцатому веку, а не к двадцать первому. Если в строго математическом смысле…

– Слышь, академик! Люди не математику празднуют, а красивую дату, нули на календаре. Даже «гарант» вон тебе объясняет – магия…

С экрана тем временем доносилось:

– Посмотрев, с какой надеждой и верой люди проголосовали на выборах в Думу за новое поколение политиков, я понял – главное дело своей жизни я сделал. Россия уже никогда не вернётся в прошлое. Россия теперь всегда будет двигаться только вперёд. И я не должен мешать этому естественному ходу истории…

– Блин, он это серьёзно? Союз уже расчленили, осталось Россию на лоскуты разодрать, на какие-нибудь удельные княжества…

– Заткнись, а? Дай дослушать.

Седовласый человек на фоне искалеченного орла тяжело вздохнул:

– Прощаясь, я хочу сказать каждому из вас – будьте счастливы. Вы заслужили счастья. Вы заслужили счастья и спокойствия. С новым годом, с новым веком, дорогие мои.

– Ой, мальчики, всё уже! Сейчас часы будут бить! Шампанское открывайте!

– Да погоди ты, три минуты осталось. Сейчас ещё новый выступит, который и.о.

Но пробка, оглушительно хлопнув, ударила в потолок, шипучее вино полилось на скатерть и на тарелки, девчонки радостно завизжали, и короткую речь свежеиспечённого президента никто толком не расслышал. А когда, наполнив бокалы, встали и опять обернулись к телеэкрану, уже зазвучал перезвон курантов. Стрелки на циферблате готовы были сойтись, нацелившись остриями в зенит. Камера медленно отъезжала, в кадре появились заснеженные еловые лапы, и гулкие металлические удары отсчитывали последние мгновения тысячелетия.

Одиннадцать… десять… девять…

За окнами бухнуло, расцвёл фейерверк – кто-то не утерпел.

Восемь… семь… шесть… пять…

Свет в квартире мигнул, телекартинка дёрнулась. Все недоуменно переглянулись.

Три… два…