Двуявь

– Угу, понятно теперь. Он, сидя тогда у ректора, просматривал похожие значки на планшете – я случайно заметил. И символ на горе, между прочим, выглядит точно так же. Что это означает?

– Сам хотел бы узнать, – психолог развёл руками.

– Тогда подскажите хотя бы, как это клеймо активировать. Почему вы молчите? У вас же есть информация, как это сделали в прошлый раз, в конце пятидесятых. Ведь глупо утаивать, если надеетесь повторить!

Хозяин кабинета вздохнул и потёр виски. Заметно было, что прошедшая ночь, которую он провёл, следя за показаниями приборов, утомила его изрядно.

– Видите ли, Юрий, проблема именно в том, что знак-активатор в пятидесятых выглядел совсем по-другому. Собственно, это был даже не знак, а… Впрочем, не суть. Рассказав, как именно тогда было дело, мы лишь собьём вас с толку, навяжем устаревший шаблон. Поймите же наконец, мы просто не знаем правильного решения. Его можете найти только вы, а в наших силах – лишь подбросить информацию к размышлению. Отсюда – все эти расплывчатые намёки, которые вас так раздражают.

Первокурсник, дослушав, невесело усмехнулся:

– Понятно. Значит, сценарий прежний – пойди туда, не знаю куда.

– К сожалению, именно так. Хотя в чисто техническом плане вы, разумеется, можете рассчитывать на нашу поддержку. Вечером возвращайтесь – постараемся снова обезопасить ваш сон.

На этом сеанс завершился. Виталий Фёдорович позвонил Фархутдинову – тот явился через пару минут, выслушал короткий отчёт и повёл студента по коридорам к выходу. Утро уже окончательно воцарилось над городом, выползло солнце, но было неуютно и ветрено. Стадо графитово-серых туч надвигалось с севера, тесня ослабевший антициклон.

Самохин тихо порадовался, что на занятия сегодня не надо: выходные и праздники сложились в мини-каникулы. Можно, кстати, отметить до кучи свой персональный, пусть и поганенький, юбилей – ровно неделя прошла с момента, как на ладони появилась отметина. Впрочем, нет худа без добра – благодаря клейму состоялось знакомство с Тоней.

Позвонить ей? Нет, слишком рано ещё, пусть спит.

– Я вас подброшу домой, – сказал комитетчик.

– Спасибо, не надо, я не спешу. Проедусь на электричке.

Юра пошёл к вокзалу – пересёк трамвайную колею, прошагал по куцей аллейке, усыпанной кленовой листвой, миновал ту самую лавочку, где несколько дней назад они читали с Тоней про белый Алатырь-камень, спустился в подземный переход и выбрался на перрон.

Ему нравилась суета на переплетенье железнодорожных путей – дух странствий ощущался тут острее и ярче, чем, к примеру, на космодроме или на станциях воздушного сообщения. Мелькала иногда крамольная мысль, что «антиграв», позволяя за полчаса перемахнуть континент, лишает страну чего-то невыразимо важного. В суборбитальном упоении скоростью теряется российская необъятность – не внешняя, кичливо-имперская, а та, что рождается внутри человека, даря ощущение сказочного простора.

Географически страна осталась огромной, но съёжилась в человеческом восприятии.

Впрочем, если закрыть глаза и прислушаться к тысячетонному лязгу, вполне можно вообразить, что пассажирские поезда ещё не стали игрушкой, а земли за горизонтом по-прежнему манят неизвестностью и смутным обещанием чуда. Изумрудный глаз над рельсами подмигнёт, извещая, что пусть свободен, локомотив покрепче вцепится в провода, и за семафорами впереди распахнётся будущее…

Поймав себя на этой мысли, Юра смущённо хмыкнул и огляделся украдкой, словно кто-то мог догадаться, о чём он думает. Да и то сказать – откровения чекистов о мини-дронах, висящих над головой, не способствуют душевному равновесию. Может, и сейчас идёт съёмка – копят материал…

Мучительно захотелось поднять руку и, воспользовавшись заокеанской традицией, показать наблюдателям средний палец. Однако комсомолец Самохин, проявив похвальную сдержанность, обошёлся без драматических жестов – просто направился к своей электричке.

Заняв место в вагоне, он стал вспоминать подробности сна о дождливом мире. А спустя несколько минут, посмотрев в окно, даже вздрогнул от неожиданности – показалось, что сон стал явью: вокруг были обшарпанные постройки с грязными стёклами, а солнечный свет померк. Но наваждение, к счастью, сразу развеялось – электричка всего лишь пересекала промзону, а солнце зашло за тучу.

Добравшись до своей станции, он почувствовал, как настроение улучшается. За время его отсутствия кизиловые кусты у перрона слегка подрастеряли листву, но всё ещё желтели приветливо, посёлок же по случаю революционных торжеств окончательно оделся в кумач.

В квартире было тепло, часы на стене равнодушно отсчитывали минуты. Юра, разобрав сумку и приняв душ, налил себе кофе. Домашняя тишина уютно ласкала слух; включать телевизор с его щенячье-юбилейным восторгом не было никакого желания.

Мысли продолжали вертеться вокруг клейма, «химер» и картинок из сновидений. Сообразив, что толку от этой круговерти не будет и надо чем-то себя занять, он сел за «эвку» и вышел в сеть.