Двуявь

Уставившись на перечёркнутый круг, нарисованный чёрным маркером, он несколько секунд стоял неподвижно. Рисунок казался старым, въевшимся в камень, но буквы под ним читались чётко и однозначно: «Вспоминай».

Он осознал их смысл, а потом…

Мысли, образы, ощущения из мира теней хлынули на него как из бочки, у которой выбили дно, или из огромного тюка – того самого, что хранился в тёмной кладовке памяти, а теперь был вспорот лезвием-словом. Марк глотал информацию, захлёбываясь от жадности, усваивал, переваривал, пропускал через призму своего восприятия и переосмысливал заново, не в силах остановиться.

Никогда прежде тени не являлись ему с такой отчётливой, вызывающей резкостью. Собственно, это были уже и не тени вовсе, а люди – думающие, чувствующие, живые, и вместе с ними открывался их многоцветный город, согретый солнцем.

Оглушённый и одурманенный, Марк стоял столбом, пока женский голос не прорвался сквозь рёв потока:

– Шерлок, не спи! Ау, блин!

Его пихнули в плечо, встряхнули за куртку. Это подействовало; он почувствовал, как сон отступает, и перед глазами снова замаячило лицо Риммы – напряжённое и бледное, словно мел.

А потом он заметил, что стоит с ней в центре сухого круга.

В радиусе примерно пяти шагов влага испарилась с асфальта, дождевая морось иссякла, а прямо над головой виднелся лоскут голубого неба. Казалось, сыщик с клиенткой очутились в прозрачной колбе, где сохранилось если не лето, то сентябрьское тепло.

Внутри этой колбы даже воздух пах по-другому – его словно отфильтровали от бензиновой вони и затхлости, от испарений человеческой злобы, от гриппозной хандры, пропитанной гниловатым туманом. Это был воздух другого мира, консервированная порция, которую прислали в подарок.

Кусочек сна на перроне.

Телохранители сунулись было в круг, но Римма махнула им – стойте, не приближайтесь. Прошипела:

– Марк, что за фокусы?

– Долго объяснять. Я кое-что вспомнил.

– Что именно? Говори, не отмалчивайся!

– Сейчас. Не надо кричать.

Ладонь саднила, но понемногу зуд отступал. Марк присмотрелся – рубцы бледнели и исчезали, а вместе с ними исчезал и тёплый круг на перроне. Снова посыпался дождь, асфальт заблестел. Подарок из сна развеивался, старательно затирался опомнившейся реальностью.

Любопытствующие сограждане, успевшие собраться вокруг, чесали репу и переглядывались, но переходить черту не решались. Оно и понятно – семнадцать лет, минувшие после Обнуления, научили осторожности в подобных вопросах.

– Ты спрашивала, как выглядит подсказка? Вот так, – он ткнул пальцем в бортик.

– Это я уже поняла. Теперь ты знаешь, где моя вещь?

– Пока нет, но проявились некоторые детали. Скажи, у тебя нет сына?

Она посмотрела на него с подозрением:

– Какого сына? Ты с дуба рухнул?

– А брата-подростка по имени Кирилл?

Римма выудила из кармана сигаретную пачку, затянулась жадно – пальцы слегка подрагивали – и сообщила без особой охоты:

– Есть сестра, на десять лет старше. Живёт в Америке – свалила с мужем на ПМЖ, в начале девяностых ещё. У них родился сын, мой племянник. Назвали Кириллом – папаня мой упросил. Он – папаня, в смысле – сам хотел сына, продолжателя, блин, династии. А получил меня в качестве эрзаца…

– И когда тебе исполнилось восемнадцать, он рассказал секрет амулета?

– Слышь, Пуаро, ты как-то подозрительно эрудирован.

Он снова подумал, что прямые расспросы могут повредить делу, и сдал назад:

– Не хочешь – не говори. Просто я волей-неволей задумываюсь в процессе, как именно этот ваш амулет работает. Поначалу решил – стандартный талисман на удачу, пусть даже довольно сильный. Но теперь вижу – тут всё сложнее.

Римма, сделав последнюю затяжку, дополнила натюрморт на клумбе своим окурком, после чего кивнула:

– Ты прав, не только в удаче дело. Эта вещь, она… не знаю даже, как правильно сформулировать… исправляет неправильное, склеивает разбитое, сшивает разорванное… Понимаешь? Без неё у нас в бизнесе все швы начнут расползаться. Собственно, уже начали…

– Так, граждане, в чём дело?

С другого конца перрона подошли двое ментов-патрульных – один совсем ещё молодой, другой постарше, заматеревший.

– Ни в чём, – безмятежно сказала Римма. – Разговариваем, ждём электричку.

– Что за свет тут был?

– Какой свет?

Блюститель порядка сам, похоже, не был уверен, не пригрезилось ли ему, поэтому поставил вопрос иначе:

– Собрание по какому поводу?

– Ох, товарищ сержант, – она повела плечами, и бюст под курткой очертился ещё рельефнее, – я с детства в центре внимания. Люди тянутся, даже удивляюсь порой.

Молоденький мент проглотил слюну; его напарник лишь понимающе ухмыльнулся и хотел ещё о чём-то спросить, но тут у него на поясе захрипела рация. Марк, машинально посмотрев на неё, заодно обратил внимание, что у старшего в кобуре – банальный ПМ, зато у младшего – револьвер, будто у какого-нибудь шерифа из прерий.