Дыхание

Путь был голодным бредом вдоль дорог, тянувшихся сквозь джунгли и долгие сухие поля. Я ел корни и колючки, названия которых уже никогда не узнаю; иногда попадались тушки павших зверей, не до конца обглоданные животными. Как ни странно, позже выяснилось, что передвижение заняло всего три месяца.

Кто-то меня избивал, топтал коваными башмаками, но никто не забирал вновь в рабство; мелькали обезьяньи рожи в форменных кепи, я умывался в мутных лужах, пару раз меня подвозили на грузовиках, но кроме неба над головой я ничего не помню, хоть и совершенно не удивлен своему как бы спасению. Жить можно везде, если не задумываться о жизни, и не отвлекаешься на мнение жира Земли.

В консульстве я назвался первым именем, что пришло мне в голову. Просто я забыл как меня зовут. Мать и Хозяин искали меня давно. Они разослали по всем нашим посольствам в Африке мои фотоснимки, Хозяин приезжал лично. Остальные сочувствовали им как обезумевшим от горя. И несмотря на то, что я сильно изменился, после ванны и бритья моя физиономия стала вполне узнаваемой. Через день я уже говорил с матерью по телефону и летел домой.

* * *

Совершенно дикое чувство — оказаться в местах своего детства после такого путешествия. Родственники ничего не узнали о случившемся. Прессу не известили.

Мои дяди-тети и весь их выводок были убеждены, что меня носило в яхте по морскому побережью. После возвращения домой я днями читал Марка Аврелия, ночами не вылезая из публичных домов. Однако вскоре обнаружил, что схожу с ума от скуки. И хотя мать боялась отпускать меня дальше пригорода, Хозяин убедил ее, что сейчас я не погибну даже попав на Луну.

В конце концов я подбил Анатоля и Роберта посетить Гималаи. Хозяин рассказал мне об очень интересном месте в горах, где живет некий отшельник, но если бы я предпринял попытку разъяснить смысл путешествия своим приятелям, то получил бы в лучшем случае апперкот. В конце концов я придумал историю о высокогорном плато, кишащем инопланетными базами. О нем мне якобы поведал моряк-очевидец. Роб и Нат, как ни странно, поверили и вскоре мы отправились в путь.

Ориентиром служила небольшая деревушка. Мы арендовали джип и не рассчитали объем необходимого горючего. В двух километрах от деревни кончился бензин. Нужно было кому-то идти пешком в деревню, но Роб и Нат начали выражать бурное негодование по поводу плохих дорог. В приступе ярости я отправился без сопровождающих. Нет смысла рассказывать весь мой путь. Вскоре я оказался в деревне и выменял свои часы на канистру бензина, поразившись тому, что здесь есть горючее. Меня провожали очень странными пристальными взглядами. На обратном пути я заплутал. Не помню, как оказался в небольшой хижине, больше напоминавшей нору, выбитую в скалистой породе. Когда открыл глаза, увидел перед собой добродушного малого в сером тряпье. Он дал мне напиться и, расположившись напротив, приказал подняться и сесть на корточки. Я повиновался, поняв его приказ. Последнее, что я помню — что в этот момент начало свой подъем Солнце. Из глаз отшельника хлынула история вечности.

…Когда я добрался до нашего джипа, оказалось, что потратил на поиски два дня. Роберт и Анатоль съели все припасы и уже намеревались отправиться меня искать, как сказали они. Мне было плевать, правда это или нет. Какая разница. Мы развернули машину и направились в Дели.

Я возвращался в странном, потому что ясном и чистом ощущении. Произошедшее было известно заранее и, стало быть, неизбежно; все происходящее родилось раньше меня и цель, и последний его выдох стал мне известен. Случившиеся со мной беды были слишком тяжелы для моего воображения, но не для того, что я мог вынести, и предстояла еще более тяжкая жертва, растянутая на долгие годы, жертва — я сам, мерно вращающийся вокруг оси, утыканной шипами, а суть была проста: жизнь как гекатомба вдали от твоего сердца, и значит, сердца моего. Успокаивало понимание того обстоятельства, что я никогда не смогу рассказать тебе об этом, объяснить это близким, друзьям и даже самым глубоким фиглярам из нашего склочного цирка, ведь никто не верит воскресшему в плоти и крови, воскресшему с единой целью — чтобы снова накрыться адом, зная, что рая не избежать. На мосту опять пробка. Если бы вот так закупорило артерию… Прямо сейчас. Хорошая смерть. Слишком хорошая. Не для меня. Жизнь как любовь: чем дальше, тем больнее.