Дыхание грозы

Что Апейка мог сказать ему? Иван Анисимович чувствовал, как тяжело говорить, находить нужные мысли и слова.

Он не хотел задевать обиду парня, и без того наболевшую; оттого, что было по-отцовски жаль его и тревожило, как бы все случившееся не сбило парня с пути, — хотелось успокоить:

чтоб смотрел вокруг без отчаяния. Чтоб видел, как все в жизни их сложно…

— Вся беда в том, что не так просто выявить, кто враг, а кто не виновен, — сказал он мягко. — Сам знаешь, обстановка какая!

Это Алеся не только не успокоило, а распалило еще больше.

— Так не надо сразу вешать ярлыки! И не надо кричать на человека, когда он хочет доказать, что не виноват!.. — Губы его по-детски задрожали. Защищаться вот тяжело, а обвинять — легко!.. Теперь же тот, кто обвиняет, часто выглядит как герой! И чем злее кричит, тем больше герой!

Что Апейка мог возразить на это? Невольно вспомнил Галенчика, его угрозы на собрании…

— Ничего, эти, как ты говоришь, герои скоро сломают себе голову! Это герои на минуту! Пока шумно!..

Алесь не ответил: был, видно, не согласен. Апейка вспомнил, что чистка Гартного в Наркомпросе шла четыре дня и что там несколько человек выступили в защиту его.

— Выступали, — сразу невесело отозвался Алесь. — Попробовали защитить. Так что ж вышло? Что потом написали, как представили это! "Организованная вылазка распоясавшейся национал-демократии!", "Беспощадно ударить по наглой вылазке!", "Выступление в поддержку Гартного (Жилуновича) — это образование правой фракции!", "На беспощадную борьбу с нацдемократией помощником мирового социал-фашизма!"…То ни за что навесили ярлык националиста, то уже готовы объявить ни мало ни много — фашистом!

И заодно — людей, которые сказали, что это неправда! Что он при всех своих грехах — советский человек, большевик!..

И где сказали — на открытом партийном собрании!

Алесь, как бы что-то вдруг вспомнив, стал быстро копаться в бумагах. Дрожащими от волнения пальцами вытащил листок, исписанный его почерком. Прерывающимся голосом заговорил:

— У нас некоторым стоило бы напомнить, что говорил о таких вещах Ленин, — каждый день напоминать! — Он стал читать выразительно, торжественно: "Точные факты, бесспорные факты, — вот что особенно… необходимо… если хотеть серьезно разобраться в сложном и трудном вопросе…"

Вот что говорил Ленин! Будто специально для таких деятелей! — Он с уважением разгладил бумажку, вдруг снова задумался; на чистом юношеском лице опять появилась озабоченность. Сказал тревожно: — Прямо страх берет как легко теперь некоторые вешают людям всякие ярлыки. Скажет — враг, приспешник фашизма, — и ему хоть бы что! То- му, кто хочет заступиться за невиновного, могут так дать, что не рад будет! А того, кто ни за что обзовет врагом нашего же человека, чуть не хвалят!

— Когда течет река, несет она и пену, — сказал рассудительно Апейка. И грязь тоже несет. И гнилье. Всякое встречается в ней, сам знаешь… Апейка стал рассказывать ему о своей чистке, о Галенчике, о Белом, о Березовском, о Гайлисе. Алесь слушал его молча и словно невнимательно, думая о чем-то своем. Еще до того, как Апейка кончил, за окном проплыла хозяйка: платок, плечи. Стукнула дверь, сначала в сенях, потом в доме.

Алесь заговорил так, будто думал вслух:

— Кто-то говорил: самое важное — поставить вовремя точку. Это правильно. Самое важное всегда — чувство меры.

Любое разумное дело можно довести до абсурда. До преступления даже… Особенно в такое время, когда все в завтрашнем дне…

Хозяйка принесла, поставила еще четвертинку водки, капусты и хлеба. Апейка сказал, что пить больше не будет; упрекнул Алеся за то, что пьет. Тот ответил нарочито беззаботно:

— Это не часто.

Они еще много говорили, но больше уже о родных местах, знакомых людях, вспоминали встречи, пережитое. Меж этими воспоминаниями Апейка по-отцовски посоветовал написать матери и сестре — успокоить их. О чем ни шла речь, жило в Апейке, не оставляло его беспокойство за судьбу Алеся: подсказал ему — написать заявление в ЦК комсомола, попросить пересмотреть его историю.

— Я написал…

— Не ответили еще?

— Нет…

Алесь проводил его до гостиницы. Из гостиницы Апейка сразу позвонил Белому, но его не было. Он позвонил еще раз и тоже не застал. Только на третий раз Апейка услышал голос Белого. Белый отозвался приветливо, но сказал, что сейчас очень занят и встретиться сможет только через полтора часа.

Ровно через полтора часа Апейка сидел в комнате Белого.

Белый и тут держался приветливо и просто: без какой бы то ни было значительности и настороженности и вместе с тем без того гостеприимства, которым иные руководители показывали свой демократизм и за которым Апейке чувствовалась неискренность. Он ни разу не прервал рассказа, но Апейка все время видел, что слушает внимательно и понимает все.

— Я знаю о чистке Гартного, — сказал он Апейке. Сидя все там же, за столом, сдержанно, деловито пообещал: — Хорошо, я займусь этим делом. Что смогу, сделаю.