— Я попробую, — заявляет он. — Раз Ливия говорит, что они безвредны, я сделаю это.
Голова девушки дергается, как будто она хочет отговорить его; затем Ливия принимает другое решение.
— Хорошо, мистер Купер. Я подержу спичку.
Купер берет у Томаса сигарету, Ливия дотягивается до коробка. Когда она смотрит на Чарли, на ее лице возникает странное выражение. Так смотрит Ренфрю, задавая кому-нибудь из самых смышленых учеников особенно трудный вопрос. Смотрит с надеждой. Но в то же время предвидит неудачу.
Ливия и Чарли превращают Томаса в зрителя. Ему это не нравится, однако он не вмешивается. Тем временем Чарли подносит кончик сигареты к пламени. Он делает вдох, кашляет, выдувает сероватое облачко, затягивается еще раз.
— И… что вы чувствуете? — спрашивает Ливия.
Чарли отвечает очень быстро:
— Я чувствую себя нормально. Так же, как и раньше. Хорошо, — тут же добавляет он. — Мне очень хорошо.
Он встает с кресла и начинает ходить по комнате. Ливия больше не смотрит на него — она обращается к своим рукам, сложенным на коленях, как для молитвы. Слова звучат так кротко, что смысл их не сразу понятен:
— Мама говорит, что эти сигареты делают мальчиков «влюбчивыми». Девочек тоже, но, думаю, она имела в виду нечто анатомическое.
Чарли хмурится, услышав это, отворачивается от всех и кружит по комнате еще быстрее.
Обеспокоенный Томас догоняет его.
— Что с тобой?
Он кладет руку на плечо Чарли. Тот стряхивает ее с внезапной яростью, подступает вплотную к Томасу, прижимается лбом к его лбу.
— Что со мной? — Он говорит весело, но в его голосе слышится надрыв, который Томасу совсем не нравится. — Со мной все хорошо, отлично, как никогда. — Чарли надавливает на Томаса всем своим весом, заставляя отступить на шаг. — Ты бы тоже сделал затяжку.
Что-то новое появляется в глазах Чарли, когда он переводит взгляд с Томаса на Ливию. Что-то непристойное, двусмысленное — это совершенно несвойственно Чарли, и на мгновение кажется, что перед ними кто-то другой.
— И вы тоже, мисс Жеманность. Вам это совсем не помешало бы.
Чарли поднимает руку с сигаретой к губам. Томас выбивает сигарету до того, как друг успевает затянуться. В следующее мгновение он уже прижат к стене. Сила, с которой Чарли толкнул его, удивляет Томаса, вышибает из него дух: это освобожденный Чарли, его сильное юное тело скинуло оковы. На протяжении трех сердцебиений они смотрят друг другу в глаза.
Потом возвращается настоящий Чарли. По-другому не скажешь. В чертах лица опять проступают свойственные ему доброта и терпение. Они оседают вокруг глаз, загибают уголки губ. В следующую секунду на смену им приходит стыд. Чарли наклоняется к тлеющей сигарете, отщипывает кончик и сминает ее в кулаке. Ливия замечает:
— Это все равно что выбросить чистое золото.
Но Чарли думает о другом.
— Я не дымил, — говорит он.
Еще не договорив, он чувствует, как по телу пробегает дрожь. Он сует руку под рубашку, а когда вынимает обратно, видит, что ладонь чем-то измазана. Это не сажа и не дым, а нечто среднее: черное жирное пятно, из которого струится тонкий ручеек тумана. Буквально через миг оно будто вспыхивает огнем, и из руки Чарли мгновенно вырывается смолисто-черный клуб дыма. Образуется сажа, белая и легкая. Она осыпается у ног Чарли крошками мела.
— Чистое золото… — повторяет Томас. — Значит, это дорогие сигареты?
Ливия кивает:
— Мне так говорили.
— Кто их делает? Те же, кто производит леденцы?
Она отрицательно мотает головой:
— Нет. Леденцы — это правительственная монополия. Раньше ею совместно владели три или четыре семьи, а потом ее выкупили Спенсеры. А вот это… — она направляет палец на сигарету, — незаконно. Официально таких сигарет даже не существует. Никто не знает, откуда они берутся, как их изготавливают.
— Спенсеры держат монополию на производство леденцов?
Томас хочет побольше узнать об этом, но его перебивает Чарли, который пытается понять, что с ним произошло.
— Это как в Лондоне, — говорит он. — Как лихорадка. Только она пришла не извне. Изнутри. — Его передергивает, и он прикладывает руку к горлу, будто инфекция застряла там и отравляет его дыхание. — Но зачем? — спрашивает он тем же паническим тоном. — Зачем людям платить за дым? В этом нет никакого смысла.
Ливия все объясняет. Они опять сидят на кушетке. Девушка налила стакан воды для Чарли. Томасу воды не предложили. Хотя это правильно, ведь пострадал не он.
— Вы ездили в Лондон, — начинает Ливия. — Разумеется, до нас дошла эта новость. Вся школа говорила о ней. О вашей экскурсии. О смелом эксперименте ради лучшего будущего. Многие девочки вам завидовали.
— Просто они не знают, что такое Лондон, — вставляет ремарку Чарли. — Он ужасен.
— Неужели? — переспрашивает Ливия странным тоном.
Ее глаза направлены на Томаса. Он задумывается.
— Да, он ужасен, — повторяет Томас слова Чарли. — Но еще он освобождает. Там невозможно не грешить. И поэтому ты ведешь себя там как скотина.
Ливия кивает: