«Во вторник 17 ноября была литургия в церкви св. Георгия. Папа ехал с капитанами Церкви и вооруженными всадниками и пехотинцами таким образом, что впереди себя имел около 100 стрелков и столько же позади себя, от чего был большой шум и давка.
*** обратился ко мне с просьбой походатайствовать перед Его Святейшеством, ибо синьор де Лорка, узнав, что в канцелярию Его Святейшества поступила некая жалоба на его особу, явился туда лично и, требуя, чтобы ему передали этот документ, был столь груб с несколькими писцами, что трое от такого обращения заболели и ныне все молятся об их здравии».
— Ваше Святейшество, вы знаете, что герцог Романский не терпит, когда подчиненные ему люди чинят обиды его подданным. Особенно, если речь идет о новых его подданных. Это одно из немногих преступлений, за которые он не оказывает никакого снисхождения. Ваше Святейшество, даже будь я не согласен с этой политикой, а я с ней согласен, воля Его Светлости для меня — закон. Я лишь хочу сказать, что подлый доносчик знал, в чем меня обвинить… армиям Его Светлости нужен провиант. Год был неурожайным, крестьяне недовольны. Они не желают платить, они пишут жалобы, не платят долгов, подделывают расписки, на какой угодно святыне поклянутся, что уже сдали все, что положено. Нескольких особо злостных мошенников я повесил. По суду, при свидетелях, но вы же понимаете, что из этого можно сделать при желании.
— А что, делу можно помочь побоями писцам? Оскорблениями моим секретарям? Вы грубы и невоздержанны, и смеете буянить в нашем дворце!
— Умоляю простить меня, Ваше Святейшество! Мне сообщили, что змеиное отродье собрало против меня все жалобы этих лживых крестьян, прячущих зерно. Мне есть чего опасаться, он угрожал мне при свидетелях, при капитанах Бальони и да Фермо, что наведет на меня законный гнев Его Светлости! Несправедливость возбудила во мне гнев и я неподобающе забылся…
— Вы неподобающе забылись, оскорбили моих людей, оскорбили моего сына… да мало ли чем вам там грозил щенок, которого герцогу вздумалось пощадить? Чтобы Его Светлость приказал казнить верного человека по черти-чьему, прости Господи, доносу, не разобравшись в деле… да вы пьяны, должно быть. Я слезы не пролью, если завтра эти Манфреди выпьют воды из Тибра и помрут от черного поноса — но речь идет не о них. Что вы о себе возомнили?