Через парк замка Киннейл идет Стена Антонина. Остатки стены… Ее складывали из торфа, на каменном фундаменте — временное сооружение, ненадолго. И гадай теперь, простоят ли наши стены столько, сколько ромейские времянки. Стена. Граница ойкумены, пересек ее — и ты входишь в мир живых из мира мертвых. Или наоборот.
Джордж бы сказал — наоборот. Он беседовал с тестем в пестрой крашеной комнате. Святой Антоний над головой Аррана с ужасом взирал на прелести Далилы на противоположной стене. Джордж слушал и вспоминал, что в подземных краях нельзя пить и есть, а то задержишься дольше, чем думал. Тесть не был готов выступить — ни делом, ни словом. Тесть не был готов ни к чему. И в глазах его плавала мутная белая растерянность.
Тесть невнятно блеял об осмотрительности и осторожности. На самом деле он басил, и держался солиднее некуда, что осанка, что манеры — а Джорджу казалось, перед ним сидит робкая овечка из притчи. Ничего удивительного в этом не было, нового — тем более. Граф Арран, герцог Шательро, как он есть. Еще недавно Джордж считал унию с его домом большой отцовской ошибкой: союзник из Аррана — как из навоза пуля. Теперь не считал, но дело не в тесте, дело в Анне.
Он и предположить не мог, что навязанный брак окажется настолько удачным; что там, глупости — Джордж, которого и половина родни считала слишком уж бесчувственным, расчетливым, бездушным, даже наедине с собой не мог думать об этом так. Больше чем удачный брак, больше чем семейное счастье. Что-то совсем другое. Неожиданное, незаслуженное.
В самых смелых мечтах он надеялся только на то, что видел у матери с отцом — что удача и собственный труд подарят ему друга и товарища. Спутницу, советчика, собеседника. И может быть, женщину, при взгляде на которую твои глаза теплеют… Вышло иначе. Он жил. Жизнь — легкая, холодная, колющаяся мелкими пузырьками, нельзя описать, нет слов, будто взяли тело и вдохнули душу, пришла как волна, накрыла с головой и была теперь везде. И самое странное — он знал, знал не спрашивая, что его собственный подарок оказался не менее щедрым.
Об Анне тесть не вспоминал. Политика не касается женщин. Даже если их посредством заключаются союзы. Даже если их мнение по праву весит больше, чем мысли и действия многих мужчин. Даже в стране, которой — хотя бы на бумаге — правит королева.
Джордж слушал и чувствовал себя мухой в молоке, лягушкой в сметане. Ничего страшного, говорит тесть, все образуется, говорит тесть. Ее Величество не зайдет слишком далеко, толедский брак — дело, увы, решенное, она не причинит вреда вашему достопочтенному отцу, это может быть слишком дурно истолковано, может погубить все ее планы, навсегда привязать ее к Мерею, а она этого не желает. Незачем дразнить гусей, незачем пугать гусей, Ее Величество выкажет силу, ваш достопочтенный отец купит ее благосклонность и все пойдет, как шло.
Тесть лжет, знает, что лжет, сам не понимает, почему лжет. Это написано на стене над его головой втрое ярче и яснее очередной бесовской рожи, смущающей Антония. Арран просто чует — здесь опасно. Сюда нельзя соваться, нужно распластаться по земле, слиться с травой и кустарником, переждать, пока пройдет.
— Он не знает, чего боится, — соглашается Анна внизу, в саду. — И от этого ему еще страшнее.
Сад пуст и прозрачен, дорожки чисты, листья убраны. Его жене холодно. Не греет толстая, в несколько слоев, шерстяная ткань, не греют меха, не помогает огонь. Беременным часто холодно, даже летом.
— Я предпочла бы другое время и другого ребенка, — вздыхает она, — но нужно так.
Джордж тоже предпочел бы другое время. Он предпочел бы сейчас не бояться хотя бы этого — четверть женщин умирает первыми родами. «Утренний дар», который муж преподносит жене через день после свадьбы, это не подарок за хорошую ночь, а выкуп за смертный риск. Он предпочел бы другое время — но у них может не быть другого времени. И теперь Арран просто так его не предаст. Зятя можно взять и отдать. Отец внука и наследника — это другое дело, он стоит много дороже. Анна говорит — будет мальчик.
С севера приходят письма. От Сазерленда, с благодарностью за совет. От Джона, с благодарностью за предупреждение. Он уже успел выехать, гонец перехватил его в дороге. От отца — Ее Величество миновала Хантли, не заехав, направляется в Инвернесс. От матери — сестра Маргарет, выданная замуж в дом Форбсов, жалуется, что муж с ней плохо обходится. Муж этот со своим отцом сейчас сопровождает королеву. Не в составе свиты, конечно, а просто так, из почтения. Сестра Джейн болеет и, кажется, ей не стоит зимовать на севере — не пригласит ли Анна ее в гости? Мать тоже боится и тоже не знает — чего.