Тревога на ровном месте не рождается, есть силы, на которые человек реагирует без всякого на то понуждения, без видимых внешних причин. Надо поискать, что родило тревогу в Широкове. Синие неверские хариусы отошли на второй план.
Широков смотал леску почти до отказа, до самой блесны, зацепил кончик тройника за кольцо, прислонил спиннинг к камню. Ладонью огладил бок камня, словно бы хотел проверить его, и чуть не охнул от неожиданности: камень стрельнул таким острым холодом, что показалось — пробил насквозь. Обогнув камень, Широков ступил на мокрый, покрытый слизью заплесок, аккуратно обошел его по бровке, огляделся.
Серый, находившийся рядом, зарычал громче. Раз усилил голос — значит, Широков идет верно, где-то рядом находится раздражитель, на который реагирует пес.
Остановившись на несколько мгновений, Широков снова огляделся, услышал зов, неожиданно сделавшийся далеким «Алексеич!», но на него не среагировал, двинулся дальше.
В нем сейчас жил пограничник и только он, больше никто, и вел себя бывший майор так, будто находился на границе, в дежурной тревожной группе.
— Давай туда, Серый, — негромко проговорил он, ткнул рукой вперед. — Посмотрим, что тревожит тебя…
В глотке Серого вновь забренчал, зашевелился камешник, пес отклонился вправо, целя на кривое, изувеченное студью дерево, остановился около него.
У комля дерева, обросшего квелой, украшенной недавно народившимися стрелками травы, красовался четко отпечатанный след чьего-то добротного ботинка.
Обувь, чей отпечаток видел сейчас Широков, принадлежала к разряду «всепогодных вездеходов», как он прочитал в одном издании, и стоили такие вездеходы немало. Особенно по сковородинским меркам, поскольку зарплата здешняя сильно отличается от зарплат Москвы и Владивостока, сковородинский житель, присматривая себе башмаки по карману, в лучшем случае купит боты «прощай, молодость» или штиблеты с картонными подметками, на дорогие вездеходы он вряд ли наскребет денег.
Интересно, интересно… Серый стоял рядом с хозяином, также очень внимательно рассматривал отпечаток и глухо ворчал.
— Ладно, пойдем дальше, — сказал псу Широков, — но так, чтобы нас не видно было и не слышно.
Серый, поняв хозяина, стиснул челюсти и замолчал. Ветер, вольно катившийся сюда из-за сопок, пахнущий льдом, рождающий на коже колючую сыпь, немного стих, и разом сделалось теплее. Где-то недалеко звучал зовущий голос Сергея Ивановича, но Широков его не слышал — он словно бы вернулся в свое прошлое, в свою молодость, — на границе ведь приходилось попадать в разные ситуации, в том числе и такие, из которых отыскать нормальный выход было не то, чтобы непросто — его вообще нельзя было найти; выхода не существовало совсем.
Неожиданно Серый вопросительно глянул на хозяина, тихо заскулил, лег на брюхо и заработал лапами, будто солдат, изучающий новый вид передвижения в тылу врага во время глубокой разведки.
— Понял тебя, — сказал ему Широков, пригнулся как можно ниже и заскользил башмаками следом за псом.
Серый вывел его на площадку, заросшую сухой полынью, чернобыльником, крапивой, чертополохом, еще какими-то травянистыми кустами, которым Широков и названия не знал, венчалась эта дикая, пугающая своей необжитостью площадка камнем, стоявшим стоймя, на манер горного «жандарма».
«Жандармами» альпинисты издавна зовут стоячие камни, угрюмые, сыплющиеся крошкой и оттого опасные — «жандармы» могут рождать осыпи и даже камнепады. Альпинисты, как правило, стараются держаться от «жандармов» подальше, обходят их стороной, как обходят и крутые, полные снега склоны: подрубленная человеческими следами лавина может рухнуть и раздавить людей.
Прижав ко рту пальцы, чтобы не вылетало сиплое дыхание, Широков неторопливо огляделся, зацепился глазами за несколько сломанных стеблей полыни и невольно покачал головой — внизу, под «жандармом», засек замаскированную щель. Щель эту естественную, рожденную неверской водой, вымывшей из-под «жандарма» узкий пласт, кто-то закидал крапивой, пучками травы, сверху бросил несколько веток сухого багульника…
Получилась хитрая схоронка, неприметная, — сразу не найдешь, глубокая, вместительная… Вряд ли кто вздумает забираться под «жандарма» и вообще вряд ли кто подумает, что здесь что-то есть.
Человек, соорудивший эту схоронку, был специалистом своего дела, Широков таких людей встречал в своей жизни и раньше, знал, что спецы эти вообще умеют становиться невидимыми.
Подхватив с земли кривую суковатую палку, Широков сунул ее в щель, потыкал концом, нащупал что-то плотное, тяжелое, завернутое в ткань. Изловчившись, подцепил клок ткани, подтянул к себе.
Ткань была прочная, с пятнистым рисунком — это был большой армейский мешок.
— Интересно, интересно… — пробормотал Широков едва слышно, понимал бывший пограничник (впрочем, бывших среди пограничников, повторюсь, не бывает, и Широков считал точно так же), что посылка эта так или иначе связана с границей и доставлена сюда по Неверу. Скоро за ней обязательно кто-нибудь явится…