Дырявые часы

Жиль спокойно просунул ей под шею руку, и они, обнявшись, загляделись на дремавший ламповый парк и глубокое небо. Головы кружились от разноцветных ароматов, звезды с луной падали вниз светом, на всём оседая тонким серебристым отливом. Не хватало только золота…

– Пия, любимая… – Тут парень поперхнулся пересохшим горлом.

– Чего, Жиль? И тебе винца захотелось?

– Ох, да! Твою мать! …то есть один момент! – Он закопошился в ногах. – Вуаля, коньяк!

– Спасибо тебе, Жиль, – серьезным тоном поблагодарила Пия, – ты спас нас от трезвого отупеоза. Я тоже вся на нервах – но пить не буду. У меня тут сок в клатче – подай.

Дальше шли какие-то тихие переговоры под звяканье стекла о зубы Жиля.

Через некоторое время парк охренел от возгласа: «Да, да!!! Я стану отцом!!!»

«Отца», судя по всему, закулисно поправили, и возглас переменился: «Ура! Я уже отец!!!»

Эхо разнеслось по округе, почему-то выбрав слово не «отец», а «уже».

– Вот это скорость! – послышалось издалека.

– Мужик! – поддержали из окна. – И ночь уже!

– Простите, событие всё-таки! – крикнул в пустоту Ивон.

В ответ ничего не последовало. Но из кустов, минуту поразмыслив, кто-то чуть слышно хмельно промычал: «Была вина, да прощена».

Снова всё стихло, и снова запахло отсутствием золота.

– Пия… любимая, – опять начал он, – пора завязывать…

– О! Я тоже хотела вам с Этьеном предложить поменьше тяпать, а то совсем уж…

– …пора завязывать с холостяцкой жизнью.

У Пии спёрло дыхание и вспыхнуло лицо. Он отсел назад, ловя равновесие, и, оттолкнувшись от дерева, качнул «лодку»:

– Давай отправимся с тобой на общем, семейном, – особенно выделил он, – судне…

– Лодке, – поправила она.

– …лодке, по всей жизни, рука об руку…

– …колено к сердцу, – поддержала она, ласково прислонив к нему мениск.

– …деля все радости и невзгоды до самой старости, чтобы ты в конце концов применила ко мне что-нибудь получше, чем фенек. А я уж заслужу.

– Хорошо, – сказала она, смотря на его нос, и, не меняя взгляда, погладила его по ушам. – Поплыли стареть! Я правильно поняла предложение?

– Точнее и допереть невозможно, великая IQ-шница Я счастлив!

«Мой! Ты мой!», «моя, ты моя!!» – кричали они наперебой.

– Мы, мы! Мы наши!.. – будто почудилось откуда-то голосом Этьена.

– Слышал? Опять, – навострилась Пия, улыбнувшись.

– Ясное дело, нет! – засмеялся Ивон.

На этот раз он поцеловал её иначе: как-то по-серьёзному, что ли. Трепетно и дорожа, вот. Не хуже, чем наседка с чмоком целует родные яички, когда никто не видит.

– Теперь протяни руки к узлу гамака, – подмигнул счастливый, но ещё не официальный жених.

– Быть по-твоему, супруг.

Пия вытянулась, как кошка, и горстью зафиксировала ладони над изголовьем.

– Боги, если вы согласны, – будто под звон фанфар приосанился осчастливленный парень, или уже мужчина – он пока не задумывался, – то пошлите знак свой на нашу земную твердь!

– Ну согласны, согласны, – пробубнили «боги». – Только, конечно, нам бы деньжат не помеша…

– Но-но! – осмелился перечить «богам» храбрый жених, обращаясь вверх – куда-то в раскидистые душистые соцветия липы. «Небожители», на удачу, оказались сговорчивыми:

– Ну нет, так нет! – даже почему-то обрадовались они. – Тогда счастья вам и не забывать друзей – а то мы на вас самолёт скинем. Думаю, договорись.

Над Пией что-то сверкнуло.

Она сжала ладони, поднесла их к свету и ахнула:

– Очертенеть, какое красивое! Жиль!

– Будь моей женой, ma chеrie[11], – дрожал голос смелого жениха.

– Кому сказали! – давили небесным авторитетом «боги».

– О прелестная Немезида, я принимаю твою волю. – Кинулась она в омут французских объятий. – Да!

– Да! Моя, моя, – целовал её везде парень.

– Ай да Пия, ай да конструктивная! Гордость нашего отдела по даканью! – хвалили «боги», опасаясь потрескивавшей ветки, с которой и «правили миром».

– Ай да Жиль-француз! – вторила девушка.

Радости не было бы конца, кабы «боги» не пожелали спуститься на землю, чтобы лично, так сказать, засвидетельствовать законность аферы. Под коньячок, конечно. Не без него. Повод как никак. А то Пия, не подумав, ляпнула про «завязать».

Раскрылившись над бренным миром, «боги» кряхтели и не знали, как слазить. Минуту спустя, повиснув на злополучной ветке, они прилично сократили расстояние, а затем и ветка, хрустнув в последний раз, поспешила вниз на праздник. И этот крик, этот знаменательный, искренний возглас «Ё-ё-ё-ё-ё!..» осенил пространство заключительным, милым аккордом.

«Гости с высоты» отбили о грешную твердь, по собственному выражению, «к чертям собачьим весь божественный зад», и некоторое время хранили святое молчание, опасаясь выдать массу слов не для торжества.

Пия вгляделась в поцарапанную физиономию «Судьбы», вдохнула её аромат и заявила:

– А боги-то липовые!

– Хрен там было – у нас и документы имеются! – скулили те.

– Ох уж эти липовые боги, – пошутил Жиль, – они всегда такие настоящие!

Этьен попробовал встать, но только снова ёкнул.

– Жизнь – боль! – резюмировали «боги».

Молодые понимающе кивали.

Глава 2. У аптеки пьют калеки