Дж. Д. Сэлинджер

– Он молоденький мальчик, и колледж еще не окончил. А от тебя люди нервничают, юноша, – на редкость уравновешенно сказала она. – Тебе либо кто-то нравится сразу, либо нет. Если да, ты сам как раскроешь рот, так никто больше и слова не вставит. А если тебе кто-то не нравится, как оно в основном и бывает, ты просто сидишь как смерть козиная, и пусть человек себе болтает, пока лбом в угол не упрется. Я наблюдала за тобой такое.

Зуи обернулся всем корпусом и посмотрел на мать. Повернулся и посмотрел точно так же, как в то или иное время все его братья и сестры (и особенно братья) поворачивались и смотрели на нее. Не с объективным удивленьем пред истиной, какой бы дробной та ни была, истиной, проглянувшей сквозь вроде бы зачастую непроницаемую массу предубеждений, клише и банальностей. Но – с восхищением, нежностью и, в немалой степени, с благодарностью. И как ни удивительно, миссис Гласс неизменно принимала эту их «дань» как прекрасное должное. В ответ она смотрела на сына или дочь, одаривших ее таким взглядом, милостиво и скромно. И теперь обратила этот свой милостивый и скромный фасад к Зуи.

– Это правда, – сказала она без малейшего упрека в голосе. – Ни ты, ни Дружок не умеете разговаривать с теми, кто вам не нравится. – Она немного подумала. – Точнее, кого вы не любите, – поправилась она. А Зуи не отрывал от нее взгляда, не брился. – Это неправильно, – сказала она – сурово, печально. – Ты становишься слишком похож на Дружка, когда ему было столько же. Заметил даже твой отец. Если тебе кто не нравится за две минуты, ты его вычеркиваешь навсегда. – Миссис Гласс рассеянно перевела взгляд на синий коврик. Зуи по-прежнему стоял как можно неподвижнее, чтобы не сбивать ее с настроя. – Нельзя жить на свете с такими сильными любовями и нелюбовями, – сообщила миссис Гласс коврику, затем повернулась к Зуи и окинула его долгим взором, в коем резонерства было очень мало, если было вообще. – И не важно, что ты там себе думаешь, юноша.

Зуи пристально глянул на нее, потом улыбнулся и, отвернувшись, обозрел в зеркале свою щетину.

Наблюдая за ним, миссис Гласс вздохнула. Нагнулась и растерла окурок о край металлической мусорной корзины изнутри. Почти сразу же закурила снова и произнесла – с большим нажимом:

– В общем, твоя сестра говорит, что он блестящий мальчик. Лейн.

– Это в ней женское говорит, дружок, – ответил Зуи. – Я знаю этот голос. Ох как же этот голос мне знаком! – С лица и горла у него уже исчезли последние следы пены. Одной рукой он критически ощупал шею, затем взял помазок и стал опять намыливать стратегические участки. – Ладно, и что Лейн имел сказать по телефону? – спросил он. – Что же стоит за кручиною Фрэнни, по версии Лейна?

Не вставая, миссис Гласс живо подалась вперед и ответила:

– Ну, Лейн утверждает, что все это – все эти глупости вообще – из-за той книжульки, которая все время при ней. Ты знаешь. Та книжица, которую она вчера весь день читала и таскала с собой, куда бы ни…

– Я знаю эту книжку. Продолжай.

– Ну, он говорит, Лейн, что это ужасно набожная книжка, фанатическая и все такое, и что Фрэнни ее взяла в библиотеке колледжа, а теперь думает, что, наверно… – Миссис Гласс умолкла. Зуи повернулся к ней с отчасти даже угрожающим вниманием. – Что такое? – спросила она.

– Где, он говорит, она ее взяла?

– В библиотеке. В колледже. А что?

Зуи покачал головой и снова отвернулся к раковине. Отложил помазок и открыл аптечку.

– Да в чем дело? – вопросила миссис Гласс. – Что не так? Почему такой взгляд, юноша?

Зуи не отвечал, пока не распечатал новую упаковку лезвий. Затем, отковыривая старое, сказал:

– Ты такая дура, Бесси. – И со щелчком снял лезвие.

– Почему это я дура? Кстати сказать, новое лезвие ты только вчера ставил.

Зуи с непроницаемой физиономией вправил в бритву новое лезвие и приступил ко второй проходке.

– Я задала тебе вопрос, юноша. Почему я дура? Она что, не брала

эту книжку в библиотеке колледжа?

– Нет, Бесси, не брала, – ответил, не прерывая бритья Зуи. – Эта книжка называется «Странник продолжает путь» – и это окончание другой книжки, которая называется «Путь странника», ее она тоже везде таскает с собой, и обе эти книжки она взяла из прежней комнаты Симора и Дружка, где обе валялись на столе Симора, сколько я себя помню. Господи боже всемогущий.

– Ну и нечего меня поэтому оскорблять! Это что – такой ужас думать, что она могла их взять в библиотеке и просто принести…

– Да! Это ужас. Ужас в том, что обе книжки валялись на столе у Симора много лет. Это угнетает.

В голосе миссис Гласс послышалась неожиданная, исключительно невоинственная нота.

– Ты же знаешь, я не захожу в ту комнату без нужды, – сказала она. – Я не смотрю на старье… на вещи Симора.

Зуи быстро поправился: