– Ох, ты невозможен, – сказала миссис Гласс. Но как-то невнятно. Глаза ее вновь отыскали старинного друга – синий коврик. Она не отводила от него взгляда, пока Зуи – ухмыляясь, но с обильной испариной на верхней губе – продолжал орудовать апельсиновой палочкой. Наконец миссис Гласс испустила один из своих первосортных вздохов и перенесла внимание на Зуи, который, занимаясь кутикулами, наполовину повернулся к утреннему свету. Обшаривая линии и плоскости его на удивление тощей неприкрытой спины, пристальный взор ее постепенно вошел в фокус. Лишь за несколько секунд глаза ее, казалось, сбросили темный и тяжкий балласт и засияли признательностью поклонницы.
– Ты уже такой широкоплечий и хорошенький, – произнесла она вслух, дотянулась и тронула его поясницу. – Я боялась, эти твои дурацкие гантели тебя испортят…
– Не
–
Зуи потянул на себя дверцу аптечки и положил апельсиновую палочку на место.
– Не надо, и все. Не восхищайся моей дебильной спиной, – сказал он и закрыл аптечку. Снял черные шелковые носки с перекладины для полотенец и перенес их к батарее. Сам сел на нее, несмотря на жар – или из-за него – и стал их натягивать.
Миссис Гласс несколько запоздало фыркнула.
– Не восхищаться твоей спиной – это мило! – сказала она. Но обиделась, и ей даже стало больно. Она смотрела, как Зуи надевает носки, со смешанной горечью и неукротимым интересом человека, бесконечными годами осматривавшего стираные носки на предмет дыр. Затем вдруг с самым слышимым своим вздохом встала и, суровая, призванная долгом, переместилась к раковине, чей район Зуи только что покинул. Первой вопиюще мученической задачей миссис Гласс было пустить холодную воду.
– Мог бы и научиться закрывать колпачком то, чем пользуешься, – сказала она, намеренно подпустив в тон сварливости.
Зуи глянул на нее с батареи, на которой прилаживал к носкам подвязки.
– А ты могла бы научиться уходить с вечеринки, когда она заканчивается, – сказал он. – Я же не шучу, Бесси. Мне бы тут хоть минутку одиночества – как бы
Миссис Гласс отвлеклась от хозяйственной суеты, дабы взглянуть на него и задать вопрос того сорта, что многие годы раздражал всех ее детей до единого:
– Но ты же
– В городе поем… Черт, да где же второй ботинок?
Миссис Гласс вперилась в него.
– Ты поговоришь с сестрой перед уходом или не поговоришь? – настойчиво спросила она.
– Не
Миссис Гласс посмотрела, как Зуи обувается. Но на завязывание шнурков не осталась. Вместо этого вышла из ванной. Однако медленно. Перемещаясь с некоей не свойственной ей тяжестью – фактически тащась, что Зуи отвлекло. Он поднял голову и уставился на мать с изрядным вниманием.
– Я уже даже не знаю, что со всеми вами стало, дети мои, – туманно изрекла миссис Гласс, не оборачиваясь. Остановилась у перекладины для полотенец и поправила на ней мочалку. – Вот раньше, когда было радио, а вы все – маленькие и прочее, вы все были такие… толковые и счастливые, и… просто
Созерцая сию закрытую дверь, Зуи глубоко вдохнул и неспешно выдохнул.
– Прощальная реплика у тебя что надо, дружок! – крикнул он ей вслед – но, видимо, лишь когда уверился, что голоса его она в коридоре не услышит.