Дж. Д. Сэлинджер

Теперь у меня за спиной, чуть правее, стоял лейтенант и тоже разглядывал снимок. Покинул книжные шкафы, когда прозвучал профессиональный псевдоним Шарлотты.

– Я даже не знала, что она в детстве выступала на радио! – сказала миссис Силзбёрн. – Я этого не знала! Она была настолько блистательна в детстве?

– Да нет, от нее просто было много шуму. Но пела тогда не хуже нынешнего. И прекрасно поддерживала морально. Обычно она так устраивала, чтобы садиться за стол на передаче рядом с моим братом Симором, и стоило ему в эфире сказать такое, что приводило ее в восторг, она ему тут же наступала на ногу. Будто руку пожимала, только ногой. – Читая это небольшое наставление, я сложил руки на верхнюю перекладину спинки стула у стола. Неожиданно они соскользнули – так локоть вдруг «оступается» на столе или барной стойке. Но равновесие я утратил и восстановил почти одновременно, и ни миссис Силзбёрн, ни лейтенант вроде бы ничего не заметили. Руки я скрестил на груди. – Бывали вечера, когда Симор был особенно в ударе, поэтому домой он возвращался, прихрамывая. Правда-правда. Шарлотта не просто наступала ему на ногу, она по ней топталась. Он не возражал. Он любил тех, кто ему наступает на ноги. Любил шумных девчонок.

– Нет, ну как интересно! – сказала миссис Силзбёрн. – Я совершенно не знала, что она выступала на радио.

– Вообще-то ее привел Симор, – сказал я. – Ее отец был остеопатом, они жили в нашем доме на Риверсайд-драйв. – Я вернул руки на перекладину спинки и оперся на нее всем весом – отчасти для поддержки, отчасти в духе старого доброго вспоминателя на задворках. Мой голос мне теперь очень нравился. – Мы играли в ступбол… Вам кому-нибудь все это интересно?

– Да! – ответила миссис Силзбёрн.

– Мы играли в ступбол как-то после школы за углом нашего дома, мы с Симором, – и кто-то, как потом выяснилось – Шарлотта, – стал кидаться в нас стеклянными шариками с двенадцатого этажа. Так и познакомились. На той же неделе привели ее в программу. Даже не знали, что она поет. Нам захотелось просто потому, что она очень красиво говорила по-нью-йоркски. Как на Дикман-стрит[291].

Миссис Силзбёрн рассмеялась эдаким колокольчиком – само собой, смерть для чувствительного рассказчика анекдотов, что намертво трезвого, что иного. Очевидно, она дожидалась, когда я закончу, и после прицельно воззвала к лейтенанту.

– Как вам кажется, на кого она похожа? – с упором вопросила она. – Особенно возле глаз и губ? Кого она вам напоминает?

Лейтенант посмотрел сначала на нее, затем на снимок.

– В смысле – так, как она на фотографии? Ребенком? – уточнил он. – Или теперь? Как в кино выглядит? Вы о чем именно?

– Да пожалуй, и так, и так. Но особенно – вот как здесь.

Лейтенант отчасти строго вгляделся, будто никак не мог одобрить, что миссис Силзбёрн, в конце концов – не только женщина, но и гражданская, – попросила его рассмотреть фотографию.

– Мюриэл, – кратко ответил он. – Тут она похожа на Мюриэл. Волосы и прочее.

– Ну вылитая! – воскликнула миссис Силзбёрн. Повернулась ко мне. – Вылитая, – повторила она. – Вы знакомы с Мюриэл? В смысле, вы ее видели, когда она собирает волосы в такую прелестную большую…

– Я до сегодняшнего дня вообще не видел Мюриэл, – сказал я.

– Ну ладно, тогда и не спорьте со мной. – Миссис Силзбёрн внушительно постукала указательным пальцем по фотографии. – Это дитя могло бы в таком возрасте быть дублером Мюриэл. Одно лицо.

Виски неуклонно подступало, и я уже не вполне мог переварить все эти сведения, не говоря о том, чтобы оценить множество их возможных ветвлений. Я вернулся – может, чуточку слишком уж прямолинейно – к кофейному столику и возобновил помешивание в кувшине с «коллинзами». Едва я достиг окрестностей дяди отца невесты, тот попробовал обратить на себя мое внимание – приветствовать мое возвращение, – но меня настолько увлек факт якобы сходства Мюриэл и Шарлотты, что я не откликнулся. Кроме того, у меня самую чуточку кружилась голова. Меня крайне подмывало, хоть я и не поддался порыву, размешивать в кувшине, сидя на полу.

Минуту-другую спустя, едва я начал разливать по стаканам, у миссис Силзбёрн возник вопрос. Выражен он был настолько мелодично, что прилетел ко мне через всю комнату едва ли не песней.

– А очень ужасно будет, если я поинтересуюсь тем несчастным случаем, о котором упомянула миссис Бёрвик? В смысле, те девять швов? Ваш брат что, случайно толкнул ее?

Я поставил кувшин, который показался мне крайне тяжелым и громоздким, и перевел взгляд на нее. Странное дело, несмотря на легкое головокружение, отдаленные предметы вовсе не расплывались перед глазами. Во всяком случае, миссис Силзбёрн, как фокусная точка вдалеке, казалась довольно навязчиво четкой.

– Миссис Бёрвик – это кто? – спросил я.

– Моя супруга, – резковато сообщил лейтенант. Он тоже смотрел на меня – хоть и являя собой следственную комиссию из одного человека, коей предстоит выяснить, почему я так долго не подаю напитки.

– А. Ну разумеется, – сказал я.