Дж. Р. Р. Толкин: автор века. Филологическое путешествие в Средиземье

Речь Сарумана действительно как две капли воды похожа на риторику подавляющего большинства политиков. Совершенно невозможно понять, что же конкретно он имеет в виду, потому что все его высказывания очень абстрактны, и в какой-то момент начинаешь сомневаться в том, что он сам понимает, что хочет сказать. В любом случае его речь представляет собой нечто среднее между компромиссом и расчетом:

«Мы можем позволить себе выждать, можем сохранить наши помыслы, сожалея, конечно, о неизбежном зле по пути к великой цели: к Знанию, к Власти, к Порядку, к тому, чего мы тщетно пытались достичь, покуда наши слабые и ленивые друзья больше мешали, чем помогали нам. Наши намерения останутся прежними [дословно: никаких настоящих изменений в наших намерениях не нужно — и не будет], изменятся лишь средства».

Иными словами, цель оправдывает средства — тезис, который в XX веке мы научились ставить под сомнение. Эта речь поначалу чем-то неуловимо напоминает Жихаря Скромби с его манерой изъясняться и изобилует непривычно витиеватыми оборотами с перекликающейся структурой: «можем… выждать / можем сохранить; больше мешали, чем помогали». Впрочем, все это лишь пустословие, в котором под конец звучит слово real (настоящий). Что Саруман имеет в виду, когда говорит, что никаких настоящих изменений не будет? Его намерения вполне очевидны, и такие слова часто можно услышать от разных людей, но вряд ли у этого вопроса есть логичный ответ. Когда люди говорят про отсутствие «настоящих изменений», они имеют в виду, что изменения будут очень даже серьезными, но хотят, чтобы вы делали вид, будто они совершенно незначительны. И очень часто мы именно так и поступаем. Саруман является самым близким к современности персонажем Средиземья, как с политической, так и с лингвистической точки зрения. Он постепенно склоняется к «двоемыслию» (которое Оруэлл придумает — или опишет с натуры — примерно в тот же самый исторический период).

Из всего этого можно сделать один простой вывод. Люди черпают информацию не только из того, что было сказано, но и из того, как именно это было сказано. Постоянные переходы Толкина от одного стиля изложения к другому, которые мы наблюдаем в этой сложной главе, позволяют нам почти на подсознательном уровне уловить, насколько те или иные персонажи заслуживают доверия, как давно они живут на свете, до какой степени уверены в себе, в чем заблуждаются и что вообще собой представляют. Все это ничуть не менее важно, чем прямо сообщаемая читателю информация, причем во многом потому, что в противном случае вся глава превратилась бы в протокол комитетского заседания (которым она, по сути, и является). Профессиональное умение Толкина подчеркивать языковые нюансы так и не было оценено по достоинству. Есть какая-то печальная ирония в том, что его критики, не обладающие знаниями в области лингвистики, пытались давать ему советы на эту тему или предполагали, что такой подход был выбран им по ошибке. В то же время следует отметить, что глава «Совет» в полной мере выполняет свою задачу — доносит до читателя всю необходимую информацию, причем число источников этой информации просто завораживает.

Совет у Элронда: выстраивание сюжета

Если бы Совет действительно проходил в формате полноценного заседания комитета в его современном понимании, то его повестка состояла бы всего из трех пунктов:

1. Удостовериться в том, что кольцо Фродо действительно является тем самым Кольцом Всевластья.

2. В случае подтверждения этого факта принять решение относительно порядка дальнейших действий.

3. Выбрать лицо, которое понесет Кольцо.

Все эти вопросы действительно прямо обсуждаются во время Совета. Элронд почти в самом начале спрашивает: «Что же нам делать с этим Кольцом?» Однако спустя еще двадцать с лишним страниц Гэндальф снова поднимает этот вопрос, справедливо замечая: «Но мы ни на шаг не приблизились к цели. Ибо нам надобно сообща решить, что мы с ним сделаем». Совету так долго не удавалось определиться с этой задачей главным образом из-за того, что его участников больше занимал первый пункт повестки. И хотя члены Совета уже потратили какое-то время на дискуссии, первым этот вопрос четко сформулировал Боромир, спросивший: «Откуда же узнали Мудрые, что это — Кольцо Исилдура?» Ему вторил и Гэлдор: «По-видимому, у Мудрых есть причины считать находку полурослика тем самым Великим Кольцом, о котором было столько разговоров. <…> Неужели нет других доказательств?»