Читаем Дж. Р. Р. Толкин: автор века. Филологическое путешествие в Средиземье полностью

На самом деле, суеверия в отношении удачи по-прежнему на удивление широко распространены: это одна из постоянных подтем в обширном цикле исторических романов Патрика О’Брайана, действие которых происходит в XIX веке; впрочем, надо отметить, что они определенно представляются как убеждения низшего звена, необразованных матросов, а не офицеров (вычленить все упоминания удачи из двадцатитомника О’Брайана о похождениях Обри и Мэтьюрина было бы непросто, но отметим самый характерный отрывок из девятой главы романа 1982 года «Миссия в Ионическом море» (The Ionian Mission), где «удача» отделяется от «случая, обычной прихоти фортуны» и представляется как «совершенно иное явление, имеющее чуть ли не религиозную природу»).

Возможно, Толкин думал, что само слово luck (удача) происходит из древнеанглийского языка (по мнению составителей Оксфордского словаря, «этимология этого слова… неясна», однако см. ниже стр. 251) и что это еще один пример того, как древнее убеждение незаметно дожило до современности (прямо как хоббиты). Как и в случае с загадками, «удачливость» Бильбо делает его несколько более пригодным для жизни в сказочном мире и при этом совсем не противоречит его образу современного англичанина.

Еще одно качество Бильбо, отмеченное выше Торином, — отвага, которую он проявляет вновь и вновь. Однако этот вид или тип отваги совершенно не похож на героическое или агрессивное поведение его спутников, их союзников и противников. Бильбо так и не научился драться с троллями, стрелять в драконов или побеждать в бою. Во время битвы пяти армий, уже достигнув своего расцвета, Бильбо остается в стороне: «роль его тогда была весьма незначительна. Собственно говоря, он с самого начала надел кольцо и исчез из виду, не избавившись, однако, полностью от опасности». Но после встречи с Горлумом и бегства от гоблинов Бильбо уже демонстрирует определенное мужество, сравнимое с мужеством гномов и даже превосходящее его. Теперь, когда у него есть кольцо, не должен ли он «вернуться в кошмарные туннели и разыскать своих друзей»? «Только он пришел к решению, что это его долг», как услышал голоса гномов, препирающихся по поводу того, надо ли вернуться и поискать его; по крайней мере один из них был против: «Коли еще идти обратно искать его в темных туннелях, так плевать я на него хотел». Конечно, Гэндальф мог заставить их передумать, но здесь Бильбо впервые показывает свое превосходство

перед спутниками. Его отвага не агрессивна и не импульсивна. Она сосредоточена внутри, не явлена постороннему взору, основана на чувстве долга — и абсолютно современна: ни в «Беовульфе», ни в «Эдде», ни в скандинавских сагах нет ничего подобного. И все же это своего рода мужество, и даже героям и воинам надо научиться его уважать.

Гномы и впрямь начинают уважать Бильбо с этого момента, и Толкин отмечает этапы его роста. В главе 6 «Бильбо сильно вырос в глазах гномов». В главе 8 «кое-кто даже поклонился ему до земли», а в главе 9 «он [Бильбо] очень высоко вознесся во мнении Торина». В главе 11 ему лучше, чем остальным, удается сохранять присутствие духа, а к главе 12 «хоббит вырос в их глазах до настоящего вожака». Все это не мешает гномам возвращаться к своему прежнему мнению о нем («какой толк было посылать хоббита?»), и значительную часть времени он по-прежнему является пассажиром, как в сценах с Беорном. Однако автор все больше подчеркивает мужество Бильбо, которое всегда проявляется в одиночестве, всегда в темноте. Бильбо убивает гигантского паука «в темноте, в одиночку» и чувствует себя «совсем другим — более храбрым и беспощадным». После этого он дает имя своему кинжалу: «Отныне я буду называть тебя Жалом[20]» — это больше подобает герою саги, нежели современному буржуа. Но главный момент величия он переживает, когда, заслышав храп дракона Смога, продолжает идти по темному туннелю, совсем один:

Это был самый мужественный поступок в его жизни. Бильбо одержал настоящую победу над самим собой перед лицом неведомой опасности, подстерегающей его впереди.

Всеми этими способами Толкин показывает, что Бильбо, или «мистер Бэггинс», как его продолжают часто называть, остается представителем современного мира, однако это не значит, что люди из этого мира должны чувствовать себя чужими или ущербными в мире сказочном.

Филологические фантазии


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих мастеров прозы
100 великих мастеров прозы

Основной массив имен знаменитых писателей дали XIX и XX столетия, причем примерно треть прозаиков из этого числа – русские. Почти все большие писатели XIX века, европейские и русские, считали своим священным долгом обличать несправедливость социального строя и вступаться за обездоленных. Гоголь, Тургенев, Писемский, Лесков, Достоевский, Лев Толстой, Диккенс, Золя создали целую библиотеку о страданиях и горестях народных. Именно в художественной литературе в конце XIX века возникли и первые сомнения в том, что человека и общество можно исправить и осчастливить с помощью всемогущей науки. А еще литература создавала то, что лежит за пределами возможностей науки – она знакомила читателей с прекрасным и возвышенным, учила чувствовать и ценить возможности родной речи. XX столетие также дало немало шедевров, прославляющих любовь и благородство, верность и мужество, взывающих к добру и справедливости. Представленные в этой книге краткие жизнеописания ста великих прозаиков и характеристики их творчества говорят сами за себя, воспроизводя историю человеческих мыслей и чувств, которые и сегодня сохраняют свою оригинальность и значимость.

Виктор Петрович Мещеряков , Марина Николаевна Сербул , Наталья Павловна Кубарева , Татьяна Владимировна Грудкина

Литературоведение
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Критика / Литературоведение / Документальное