Нельзя взойти на небеса при помощи богатства одного, меж тем как щедростью достигнуть всякий дивной славы может; кроме того, богатства ведь не избавляют от пороков — таких, как себялюбие и прочих. Кто ж после этого не обратится к щедрости?
Кто для спасения всего живого, измученного старостью и смертью, и самого себя готов отдать, влекомый состраданьем, кто не способен сам чем-либо наслаждаться из— за чужих страданий, тому какая польза от богатства, пусть бы оно пришло и от тебя?!
И далее послушай, царь богов: Как процветание богатств непостоянно, так и жизни нашей длительность. Поэтому при встрече с бедным мы не ждём, пока придёт богатство.
Когда одна хоть колесница колею проложит на земле, той колеёй другая уж смелей идёт и третья также; вот почему не оставляю я прекрасный этот путь — моё ведь сердце не найдёт покоя, неправды следуя путём!
А если приумножится опять имущество моё, конечно, привлечёт оно сердца просящих, но даже в этом состоянье по мере сил творить нам должно щедрости дела! Да не останемся мы нерадивы, Шакра, исполняя обеты щедрости!».
Когда Бодхисаттва промолвил эти слова, Шакра, владыка богов, сердце которого преисполнилось умиления, радостно приветствовал его словами: «Прекрасно! О, прекрасно!»— и, с глубочайшим почтением и ласкою взирая на него, обратился к нему с такой речью:
«Обычно ведь к богатству человек стремится, применяя низкие и грубые и даже имя доброе его порочащие средства. В своей привязанности к счастью личному не замечает он опасности, все дальше увлекаемый своим малоразумным сердцем.
Но ты и не помыслил об исчезнувшем богатстве, и об утрате личных наслаждений, и о моем соблазне не подумал: одна забота у тебя живёт в твоём столь непреклонном сердце — благо ближних. Ты обнаружил тем величие своей возвышенной природы!
О себялюбья тьма, рассеянная светом сердца, исполненного благородства несравненного! И ни богатств утрата, ни надежда возвратить их испортить не смогли его, склонив к ограниченью щедрости!
Страдаешь ты страданьями других и, состраданьем движимый, стремишься к благу мира. Поистине не чудо то, что ты от слов и дел моих не колебался в своём стремленье к жертвам, как не колеблется от ветра горная вершина, блещущая снегом!
Чтоб показать твою всем славу, ради испытанья твои богатства я сокрыл — ведь камень драгоценный, хотя бы и прекрасный, не достигает без проверки сокровища высокой славы.
Теперь же проливай дожди даров на всех просящих, подобно облаку большому, что наполняет все пруды! С моей поддержкой никогда твои богатства не иссякнут. Благоволи ж простить поступок этот мой».
И Бодхисаттву приветствовав такими словами, Шакра ему вернул все его великие богатства и, получив прощение, исчез.
Таким образом, «ни из опасения утратить богатства, ни в надежде на обогащение истинно добрые не опускаются до небрежения к делам милосердия».
Джатака о шарабхе
Даже к желающему убить, попавшему в беду, высокосострадательные проявляют сострадание и не оставляют его своим участием. Вот как об этом назидательно повествуется.
В некой отдалённой лесной местности, где не встретишь человека и не услышишь человеческого голоса, служившей пристанищем стад различных диких животных, густо заросшей кустарниками и деревьями, подножия которых тонули в зарослях травы, где не проезжало ни колесо колесницы или телеги, ни нога путника не ступала, очерчивая дорогу или рубеж, где земля была неровная от глубоких ложбин, муравейников и ям, жил Бодхисаттва в облике шарабхи (Шарабха — сказочный олень с восемью ногами, обитающий в снежных горах и превосходящий силой льва и слона.), одарённый силою, быстротою, большим и очень крепким телом прекрасной окраски. Вследствие его великого сострадания в его сердце не было коварства против живых тварей; он питался только травою, листьями и водой; в силу своей удовлетворённости он всей душой наслаждался жительством в лесу, как жаждущий уединения отшельник, и украшал собою эту лесную местность.
В животном облике он человеческим разумным духом обладал и, как подвижник, сострадательным ко всякой твари был. И жил в лесу уединённо, словно йог, одной травой довольствуясь.