– В другой раз, Юля. Мне… Я сейчас плохо действую на счастливых людей. Понимаешь? Они на меня тоже неважно. Раздражают. – Ася улыбнулась. – Не говоря уж о том, что все пытаются устроить мою личную жизнь – знакомят с одинокими мужиками.
– Ась, этого я не умею. Никогда не умела. Мне твоя помощь нужна; правда.
Помолчав, Ася кивнула и протянула листок бумаги:
– Мой новый телефон. Звони; что-нибудь сочиним.
Ада придирчиво выбирала тетрадку для мемуаров. Брат уже снабдил ее блокнотом с отвратительными желтыми листами, всю охоту писать отбивали. Дали бы ей сейчас общую тетрадь, привычную со школьных лет, она бы сразу засела!
В магазинах продавали большие, неуклюжие; не тетрадки, а какие-то амбарные книги. Пришлось купить; и две новые ручки заодно.
Мемуары, как Ада себе представляла, написать ненамного сложнее, чем заполнить анкету в отдел кадров, только добавить подробностей. Она расскажет о людях, с которыми приходилось встречаться (глава: «С кем свела жизнь…»), о городах, где бывала (про Геленджик… или не надо?). Несколько раз начинала фразу: «Я родилась в…» – и зачеркивала. Кому интересно читать о городе, который она почти забыла, потому что ничего захватывающего там с нею не происходило? Родилась – училась – влюбилась –
Об этом она никакой тетрадке не расскажет.
И новая тетрадь, и вдохновение разбились о фразу «Я родилась в…», обросли творческими муками, если это были они, прежде чем Ада поняла: мемуары куда труднее анкеты!.. Там хочешь не хочешь, отвечай на вопросы: кто, где, когда…
Может, попробовать иначе? Начать с родителей? Но в детстве ничего интересного не происходило, не писать же про астрономию. Никто не поймет, а ведь она влюбилась в эту книжку, в астрономию, как ни в одну науку впоследствии. Когда папа возвращался с работы, Ада кидалась к нему рассказать о прочитанном… Об этом не надо – надо о главном; а тут еще вспомнилось клетчатое платье с выпуклыми пуговицами, мама сшила; зачем оно вылезло?!
«…Поступила в 27-ю женскую школу…» Или номер писать словами? Сказать, что физику никогда не любила, но астрономию помнила хорошо, физик удивлялся и ставил ей хорошие отметки. «В школе я хорошо училась…» – об этом уже написала; что еще?
На книжной полке стояли «Архипелаг ГУЛАГ» и воспоминания маршала Жукова, брат оставил. И мемуары вдовы гениального поэта, где были описаны его друзья и враги.
Врагов у Ады не было. Друзей тоже; не считать же этих бабок, с которыми еще на курсах познакомилась. Сын как-то спросил: «У тебя друзья были? Ну, в институте, в школе?» Она тогда ответила: «Мне было не до друзей, я училась!»
Исподволь, потихоньку закралось убийственное подозрение: писать не о чем. Не было в жизни встреч с интересными людьми (редакция? домоуправление?!), не было запомнившихся разговоров. Ездила в командировки? Так все ездили; подумаешь, невидаль! Не за границу же. Брата на конференцию не пустили, куда ж…
А Вена? А Рим?! Да я в Италию еду, Венецию увижу! Бумаги не хватит описывать. И в Венеции раньше не была… зато буду! Про Ладисполь – да. Впрочем, что? Как у фонтана матрешек продавали, часы «Командирские»? Банки с икрой? Какое мещанство!
Две заполненные страницы вселяли надежду. Тетрадку надо взять с собой в Италию.