Джек, который построил дом

Правда, Юля тоже рассказывала не все; зачем? Яну ни к чему было знать о том, как Лора звонила и билась в падучей, повторяя про «пушечный выстрел», как Антон повторял: «не могу больше, не могу, мам…» Как звонил его телефон и он однообразно отвечал: «Я у мамы», после чего нажимал кнопку. Как он хотел остаться ночевать, и Юля терпеливо уговаривала, что жена не рукавица: с белой ручки не стряхнешь, езжай, стисни зубы, мирись… И совсем незачем Яну было знать, что хирург позвонила не сама по себе и не по врачебному долгу – долг она добросовестно исполнила, когда пять часов отстояла за операционным столом. Она пришла в замешательство, не вполне понимая, чего добивается жена, ведь ей все было сказано, хорошее и плохое. «Пожалуйста, скажите, что курить ему нельзя», – просила женщина. Странные эти русские, в очередной раз удивилась врач. Каждый второй курит, хотя на пачках написано о вреде курения, и каждая жена просит об одном и том же. «Вам он поверит», – умоляла Юля. Волнуясь, она говорила по-английски с ошибками. Медленно, терпеливо хирург объяснила, что Ян – взрослый человек и должен сам принять решение, курить ему, сокращая таким образом отпущенное время, или же выбрать здоровый образ жизни. Ни один американский врач не позволит себе что-либо запретить пациенту, даже если тот что-то делает себе во вред, это посягательство на его свободный выбор. «Я могу только рекомендовать…» Юлька вцепилась вежливой мертвой хваткой в слово «рекомендовать» и выцарапала-таки обещание позвонить. Ей стало легче, вернулась почти нормальная речь, когда легко приходят нужные слова: русский менталитет, авторитет врача

и прочее, но сказать по-английски о пророке в своем отечестве не решилась.

Исчезли пепельницы, попрятались зажигалки. Мучили сны, в которых Ян выщелкивал из пачки сигарету, закуривал – и жил, жил полноценной жизнью. Во сне курили все: Лора с Антоном, Юлька, малыш – у него была соска, похожая на кляп, потому что закрывала пол-лица, но во сне кто-то подносил зажигалку и соска начинала дымиться. Курили Миха с Лилианой, курила мать. Иногда во сне он принимался искать трубку – хирург стояла рядом и говорила, что трубка – прекрасное средство от рака: дым от трубочного табака раку вреден, и он сам уползает. Ян изумлялся простоте лечения, глубоко затягивался душистым дымом – и просыпался с пересохшим горлом и мучительной жаждой затянуться дымом… Он приподнимался на локте, пил воду – несколько бутылок «Перье» всегда стояли в изголовье, – но вода смачивала горло, не насыщая главную жажду. Ночной ветер колыхал занавеску, ерошил листву катальпы. В новом сне появился Мудрый Человек из Египта

. Ян его не знал, но почему-то верил всему, что тот говорил – Мудрый Человек знал о нем все. Он объяснял жажду понятными словами: вдыхая дым, утоляешь душу, потому что дым – это пища души. Твоя душа ранена, в удаленном сегменте легкого жил кусочек твоей души

. Нет, возражал Ян, там жил рак, его вырезали. При чем тут душа? Ну как же, снисходительно говорил Мудрый Человек, разве не в легких живет твоя душа? Вдумайся в слово «легкое». Ты дышишь, не делая никаких усилий, но дыхание твое – жизнь. Умрешь – и душа вылетит из легких, это будет их последнее усилие. Ты все знаешь о материи, но душа тоже материальна. Только она легка, почти невесома, но раз она существует и просит дыма, я говорю «почти». В Египте все знают это, теперь и я знаю.

Мудрый Человек улыбается, и Ян узнает его. Вот и славно, кивает Вульф, и сон обрывается.

Как я не попросил, чтобы он приходил еще, так много надо спросить! Однако почему Египет? Он просыпался окончательно – пора было входить в очередной из семисот тридцати дней, отсчет пошел с февраля, но заниматься унылой бухгалтерией не хотелось.

После кофе – желанного, необходимого, но пресного без сигареты – достал голубой конверт с последним письмом Вульфа, перечитал и сел к компьютеру.