Рождественский сочельник 1940 года Станислав Важинский встретил в товарищеском кругу военнопленных. Убогий лагерный быт мало-помалу становится привычным. Станислав ведет медицинские наблюдения, как непосильный труд, скудное питание и холод влияют на человеческий организм. Записи вести рискованно – могут отобрать, – да и бумага кончилась; приходится полагаться на память.
В лагерь прибывают новые эшелоны пленных, все поляки, в то время как солдат и офицеров, помещенных сюда раньше, вывозят отдельными партиями люди в форме НКВД. По какому принципу происходят эти передвижения, никто не знает; от охраны добиться ответа невозможно, да и знает ли она? Довольно скоро Станислава и несколько сотен других офицеров переводят в другой лагерь – на север, ближе к полярному кругу. По клочку газеты в уборной становится известно, что Гитлер начал войну с Советами. Пока товарищи бурно обсуждают возможные перемены своей судьбы – передадут немцам? когда? – лейтенант Важинский замечает, что строят новые бараки: заключенных прибавляется. Поляков, однако, среди них нет – или они рассредоточены по ближайшим лагерям. Прекрасно владея русским языком, он расспрашивает вновь прибывших; нет, о польских офицерах никто ничего не знает. У него есть имена товарищей по плену, на остатках блокнота и бумаге, которую удается добыть, он пишет письма.
Письма остаются без ответа, что само по себе неудивительно в условиях военного времени. Справки о судьбе товарищей по лагерю навести было негде и не у кого.
В сентябре сорок первого ситуация резко поменялась. Под давлением Англии правительство СССР было вынуждено признать некогда «реакционную» Польшу полноправным существующим государством и установить дипломатические отношения со страной, которую совсем недавно поделили с Германией. Одновременно формируется польское «правительство в изгнании» с премьер-министром Владиславом Сикорским во главе.
…Как часто, слушая рассказы Стэна, Юлька сгорала от стыда за собственное невежество! Как мало она, историк, знала о совсем, в сущности, недавних событиях – вернее, знала настолько по-другому, что теперь происходившее казалось иным. За что, спрашивается, взъелась на Бориса? Добросовестный зануда; наверняка, как все дилетанты, перелопатил кучу литературы (здесь она, к счастью, доступна), набрал материал, а теперь пополняет. Это ты дилетантка, и не заблуждайся, что Стэн не заметил: заметил – и промолчал из вежливости.