…Станислава в числе нескольких десятков соотечественников неожиданно повезли под конвоем в Москву, дав каждому в дорогу по две буханки хлеба и достаточно времени подумать о цели долгого пути. Предположения строили разные, в том числе зловещие, одно из которых оправдалось: они оказались на Лубянке. Держали, впрочем, недолго – ровно столько, сколько было необходимо для того, чтобы лишить надежды на благополучный исход. Их разделили по разным камерам и пропустили через серию допросов. Ни Станислав, ни товарищи не знали, с какой целью нужно было переводить людей из одного лагеря в другой, чтобы разлучить, рассеяв их в стенах московской тюрьмы.
Целью оказалась встреча с генералом Андерсом, тоже узником Лубянки. В день ли встречи или накануне, но генерала освободили – это было видно по военной форме, в которой он встретил своих соотечественников. Мундир висел на сильно исхудавшей фигуре, и хотя генерал держался прямо, как и прежде, но двигался медленно, опираясь на палку, словно каждый шаг причинял ему боль. Это было именно так – генерала мучили свежие раны на ступнях, результат пыток; однако выяснилось это много позже. Генерал Андерс приветствовал прибывших и провел собеседование, в результате которого небольшая группа, в том числе лейтенант Важинский, была отобрана для миссии самого важного значения: разыскать офицеров-соотечественников, попавших в плен вместе с ними. Вчерашний арестант, обитатель Лубянской тюрьмы генерал Андерс выдал им охранную грамоту – пропуск со своей подписью, дающий предъявителю доступ в самые отдаленные пункты ГУЛАГа. Найти мало – задачей группы, в которую входил Станислав, стало формирование Польской армии заново. В то же время правительство Польши продолжало посылать запросы Вышинскому и Сталину, пытаясь узнать о судьбе пропавших из лагерей четырнадцати тысяч военнопленных. Ответы были противоречивы и невразумительны.
Черновик будущей книги, куда войдут дневники Стэна, Юля печатала с двойным интервалом. Книга необходима, в этом сомнения не было; только она не должна содержать сегодняшних оценок. Она торопилась: едва ли старику отпущено много времени.