Джек-потрошитель с Крещатика

Ее тоже не удивила его снисходительность — Вадим Вадимович давно намеревался влюбиться в Катерину Михайловну, прекрасную, как столь любимые им великие произведения искусства.

— Но, признаюсь, я был уверен, что вы предпочтете Небу Бездну, — сказал он, смягчая высокопарность улыбкой. — Предпочтете не белого, а черного ангела. Или приобретете обе картины.

— Последнее было бы для вас предпочтительней, — усмехнулась Дображанская.

— Я не ожидал таких горячих торгов. Не думал, что Вильгельм Котарбинский вызовет подобный ажиотаж… Имя известное, но только любителям. Скажу по секрету, в старой киевской семье, где я нашел его сепии, хранилось не две, а три работы художника. Но с третьей владельцы не пожелали расстаться. И я понимаю их. Это магическая, ирреальная вещь. Она так и называется — «Тайна». Однако теперь, когда члены семьи получат такую серьезную прибыль, я полагаю, «Тайна» станет гвоздем нашего следующего аукциона. Если, конечно, они эту прибыль получат, — хозяин озабоченно покосился на Катиного соперника. — Всегда, всегда жду вас в нашем Доме, — послал он Катерине последний галантный кивок. — Не обязательно ждать аукциона, заходите почаще…

— Непременно зайду.

Дображанская вышла на улицу в смешанных чувствах. Сердце снова кольнуло. Неприятно. В остальном — она и сама не могла понять причин крайнего своего беспокойства. Ей страшно смотреть на людей? Жалко соперника или все-таки денег? Или жалко, что пришлось купить худшую картину вместо лучшей? Потому ее так растревожило упоминанье о третьей работе — возможно, она могла примирить Катин вкус и Машину любовь к серафимам… Стоило расспросить поподробней? Может, вернуться назад?

Ветер поднял желтые листья с земли и закружил их воронкой — она походила на Катино кружение чувств. Среди летящих листьев блеснула брошенная кем-то конфетная бумажка. Сердце пронзило иглой, и вместе с болью пришло понимание:

«Дело не в этом. Дело в серьгах художницы. Я хочу их купить! Но не могу. Потому пытаюсь соврать себе, что не хочу… чтоб не думать о них!»

Как и огненной даме, оценившей Катину брошь, Дображанской хватило и взгляда, чтоб понять: человек мира Виктория Сюрская такая же, как и она, фанатка, влюбленная в свои украшения, и просить ее продать их — бессмысленней, чем выпрашивать душу. Не исключено, что с душой она рассталась бы намного быстрей, если, конечно, у любительницы сменных мужей и бриллиантов еще осталась в наличии душа.

Катя точно нащупала причину печали — напряжение сменила тоска, а перед взором всплыло ухо заезжей миллионерши — сережка, глядевшая на Катю живым человеческим зрачком. Чистейший бриллиант словно строил ей глазки… Если эта Виктория Сюрская не продаст их ей!..

У Кати возникло бесконтрольное желание пойти и перерезать художнице горло. Забрать серьги силой… Призвать Силу Киевиц! Неодолимость желания испугала ее саму. Откуда такая кровожадность? Что происходит?..

«Даша в чем-то права, я схожу с ума на почве драгоценностей. Это сродни наркомании. Но я хочу эти серьги! Я хочу их!» — по-видимому, она произнесла это вслух — и сразу услышала:

— Опять драгоценности? И как ты еще не разорилась?..

У ее черного вольво стояли Даша Чуб и Акнир.

— Что вы здесь делаете? — Катя вдруг страшно обозлилась на Дашин балаболистый и излишне острый язык.

— Ой, — вздрогнула та. — Я язык прикусила… Так больно… До крови…

У Кати потемнело в глазах. Она испуганно наклонилась к машине — вышколенный шофер Гена мгновенно опустил стекло и протянул ей очки.

— А это чё за маскировка еще? — не уразумела Землепотрясная Даша.

— Глаза болят, — мрачно сказала Катерина Михайловна.

— О’кей, — Чуб достала из кармана газету. — Помнишь вот это?

— Ты все еще носишься с этой гадостью? — буркнула Катя. — А вот от тебя, Акнирам, я не ожидала подобного, — пожурила Дображанская дочь Киевицы.

Но Акнир показала себя настоящей подругой — склонилась низко и произнесла нараспев:

— Как любая из Трех, Ясная Пани Дарья всегда может рассчитывать на мою поддержку и помощь, ибо кто я, чтоб сомневаться в выборе Города, который выбрал ее так же, как и вас, — сказала она и, поклонившись еще ниже, быстро взглянув на Дашу, подмигнула ей правым, невидимым Кате глазом.

Дображанская самоиронично дернула ртом. (Вот она высшая школа Киевиц — проявить подобострастие и тем самым поставить оппонента на место!) Жест Акнир произвел впечатление — как бы она ни относилась к Чуб, та была равной ей, одной из Трех, и презирать ее означало презирать выбор Города.

— Дай сюда, — Даша вырвала каталог аукциона из Катиных рук и поспешно открыла на «Духе Бездны». — Смотри! — приложила она картину к газетному фото. — Видишь?! Одно лицо.

— Да. И кто она? — равнодушно спросила Катя.

— Землепотрясный вопрос, — хмыкнула Чуб. — И ответ написан тут же… Дух Бездны!